Сибирские огни, 1976, №6

бодрости почувствовал он какую-то странную вялость, сердце его ныло, тупая боль, порой, становилась игольно-острой, и впервые он подумал, что, пожалуй, уже становится староватым для водителя. На троллейбу­ сах в основном работала молодежь, а его, За х ар а Муковозова, уже на­ зывали ветераном. Хотя какой же он ветеран в сорок шесть лет? По с т а ­ жу он — да, ветеран, но не по возрасту. И эта непонятная вялость и боль в сердце просто какая-то случайность. Уже подошел час утреннего пика, улицы наполнились народом, ма ­ шинами, людно стало на остановках, пассажиры набивались в троллей­ бус плотно, все чаще Муковозов ругался в микрофон: «Не висите на подножке! Пройдите в салон! Середина — ужмитесь, всем ехать надо!» Жизнь, движение, города убыстрялись и убыстрялись. Работа води­ теля становилась все напряженней. Обострилось до предела внимание, руки крепко держали руль, глаза сразу схватывали все, что творилось вокруг: впереди они видели пешеходов, переходящих улицу, сбоку виде­ ли обгоняющие такси, а сзади, через смотровое зеркальце, идущие ав ­ тобусы. Мелькали здания, вдоль них тянулся поток людей. «Трофим» останавливался вместе с другими .машинами, замирал у светофоров. Пе­ ред его носом дорогу пересекала толпа людей. Они бежали, сталкива­ лись, опасливо и быстро косились на замершие машины. Но вот вспыхи­ вал зеленый свет, людской поток прерывался, и трогался поток машин, троллейбусов, автобусов. Пожалуй, никто так не чувствует учащенный ритм города,, как водители. «Пешеход — он что? — угрюмо размышлял Муковозов,— идет-идет и может остановиться, может зайти поглазеть в магазин, может поторчать у автомата с газводой, может купить беляш и спокойно смолотить его, посиживая на скамейке. А ты только знай себе поворачивайся: троллейбусы, автобусы идут и идут по своим марш­ рутам, люди торопятся, люди их штурмуют». Опытный Муковозов среди этой городской толчеи был как рыба в воде. Он знал все повадки пешеходов, таксистов, пассажиров и мог мгно­ венно среагировать на любую неожиданность и внезапность. Он все вре­ мя был начеку и в то же время мог думать о своем, далеком от того, в; гуще чего он находился. Чувствуя себя все более и более разбитым и подавленным, он, гоня «Трофима», думал о своей избушке, о саде, о том, что земля стала бед­ нее на его участке и нужно бы достать удобрения и что с водой в лож ­ бине плохо, а сейчас необходимо поливать д а полоть. В отпуск бы пой­ ти, но разве договоришься с этими горе-начальничками? Опять сунут какой-нибудь осенний месяц, когда в саду и делать-то почти нечего. А им плевать на то, что он, Муковозов, уже совсем доходит. Скрылся бы он на месяц в избушке и сразу бы оклемался. А то баба там одна днюет и ночует... Но она там околачивается не только из-за работы... При мыс­ ли о жене стало совсем плохо. Гнал он ее из дому к дочери, которая ж и ­ ла в Томске, но жена отказалась уехать. И вот теперь они жили в одной квартире, как чужие. Он врезал замок в свою комнату, сам себе гото­ вил завтраки и ужины. С бывшей женой не разговаривал, не замечал ее.. И в Медвежьей ложбине они молчали, хотя и работали на одном участке. Сын еще ничего не знал об этом. Он со студенческим строительным от­ рядом уехал на все лето в Нижневартовск. Муковозов останавливался, высаживал пассажиров, в троллейбус набивались новые, и он катил дальше. И вдруг Захар Иванович заметил,, что в городе потемнело, на смотровом окне появились капли. Полет их был не виден, и они возникали внезапно, как бы выделяясь из стекла. Муковозов угрюмо и тупо смотрел на них. Но вот дождь сыпанул густо, и по стеклу потекло. Люди побежали по проспекту, они прятались в магазины, в подъез­ ды, толпились под разными укрытиями и навесами. «Заметались, как.