Сибирские огни, 1976, №6

меиным ^преданиям, прадед у него был ямщиком и замерз где-то в степи. / ожет °ить, это о нем поется: «Как в степи глухой замерзал ямщик». Дед Муковозова был легковым извозчиком. Его вороной рысак, по­ крытый голубой сеткой, запряженный в легонькую, лакированную про­ летку, птицеи летал по улицам, развозя важных седоков: всяких чинов­ ников и барынь, купцов и приказчиков. Отец Захара сел за руль грузовика и работал на стройках первой пятилетки. А вот он, Захар Муковозов, водит троллейбус. Но все равно и он ямщик, извозчик. Недаром он помнит все песни ямщиков и любит их. Певал, певал он молодым: «Вот мчится тройка удалая», «Степь да степь кругом, путь далек лежит», «Тройка мчится, тройка скачет». ...Муковозов жил близко от троллейбусного парка, и поэтому авто­ бус, собирающий водителей, не заходил за ним.. Прямая, широкая и длинная улица Гоголя, прорубленная среди ка­ менных зданий, бывает на рассвете прохладной, пустынной. Ее ожив­ ляют только дворники — шаркают в тишине их метлы. Днем эта маги­ страль людная, как проспект. По ней к заводам, к рынку, к цирку, к вокзалу несутся и несутся машины, катятся троллейбусы, постукивают по рельсам трамваи, громыхают грузовики. А на рассвете эта улица бывает^такой пустынной, что ее перебегают бездомные кошки, а между трамвайных рельсов бродят сизари. Громко звучали шаги Муковозова. Он любил этот час покоя, когда после сна был еще свеж и бодр и когда ему хотелось скорее сесть за руль «Трофима»: так он звал свой троллейбус. В обширном парке и даже на улице, вдоль забора, дремали ряды троллейбусов. Женщины мыли их из брандспойтов. Твердые, мощные струи гремели о их стенки. Степенный, молчаливо-приветливый, подходил Муковозов к собравшимся водителям, пожимал каждому руку: — Здорово, парни! — Привет, Захар! — Что снилось? —- Дебелая соседка,— смеялся Муковозов. Он с интересом вглядывался в парней. Его всегда переполняло лю­ бопытство к жизни, к людям. Слушал он, бывало, разговоры товари­ щей, слушал их споры, следил, как проявляются их характеры, узнавал всякие истории из их жизни и, порой, в каком-то молодом восхищении, которое так не вязалось с его мужицкой степенностью, певуче произ­ носил: — Интере-е-есно! Интере-е-есно! Что ни человек, то свой фортель. Все ра-азные! И Захар Иванович нравился людям из-за этого теплого внимания к ним. Выкурив папироску с товарищами, Муковозов подходил к бело­ синему «Трофиму», с крыши которого сыпались капли. По окнам и стен­ кам тоже стекала вода. Она струилась и по ступенькам, выбегая из вы­ мытого салона. Муковозов не торопясь входил в салон и с удовольстви­ ем вдыхал особые запахи своего «экипажа». Проводя тряпкой по окнам и по сиденьям, будто оглаживая коня-кормильца, он спрашивал у «Трофима»: — Ну, как ты, брат, скрипишь? Муковозов особенно следил за чистотой и уютом кабины. На свои деньги он купил какие-то плюшевые голубые висюльки и обил ими р а ­ мы окон и двери, прикрепил портретики Гагарина и Титова. — Кабина, можно сказать, наш дом,— внушал он молодым,— вебь день мы проводим в ней. Поэтому следите, ребята, за своим рабочим местом. Легче будет работать, веселее, братцы.