Сибирские огни, 1976, №6

Когда соседка ушла, Коврига выпил вторую бутылку пива, распах­ нул окно в листву, в солнце, посмотрел на часы и, довольный жизнью и собой, растянулся на кровати и почти мгновенно захрапел . В Медвежьей ложбине никто не знал об одной удивительной осо­ бенности Ковриги. Он умел просыпаться точно в назначенное время. Прикажет себе: «Спать! Проснуться через тридцать минут!» Уткнется в подушку и тут же мгновенно захрапит. А ровно через тридцать минут храп обрывался, и Коврига вскакивал. Вот и в этот раз он проснулся, как и скомандовал себе, ровно через сорок минут. Коврига прошел за избушку, умылся там из умывальника, прибито­ го к березе, и почувствовал себя свежим. Около избушки, занимая довольно большое место, росли пять с т а ­ рых, сильных берез. В этот год они почему-то засохли. Коврига зорко осмотрел их и остался доволен. Уж он-то знал, почему они засохли. Потомок, ямщика А, через избушку от Ковриги выглядывал из сирени домик водителя троллейбуса З а х ар а Ивановича Муковозова. Бражников познакомился с ним весной, когда работа в садах была в разгаре. А потом Муковозов куда-то исчез. Бражников не знал, что он попал в больницу... Муковозов уже чувствовал себя неплохо и все последние дни про­ водил в парке, подальше от людей, которые его р а зд р аж а ли . Больницу построили в сосновом бору. Там, где он был редким, подсадили тополя, черемуху, березы. Они т ак разрослись, что д аж е появились глухие места. Воздух здесь сухо и крепко пах разопревшей на солнце хвоей. Муковозов доживал в больнице последнюю неделю с отвращением. В полосатой пижаме, в войлочных туфлях, нервно ходил он по длин ­ ной центральной аллее, а потом резко свернул в заросли молоденьких берез и лиственниц и, выйдя на поляну, сел на старую скамейку, сколо­ ченную из реек. Около нее стояла большая цементная урна, полная бу­ тылок. В этом месте выздоравливающие пили украдкой вино, приноси­ мое родными. Муковозов чувствовал себя здесь, в одиночестве, легче. П а р к был красивый, но... как говорится, крепка тюрьма, да черт ей рад. Красив больничный парк, да век бы его не видеть. Уже месяц, как мается здесь За х ар Муковозов. Больница есть больница. После болезни скуластое лицо Муковозова, с глубоко сидящими се­ рыми, холодными глазами, покрылось нездоровой бледностью. Д аж е его оттопыренные большие уши стали восковыми. Ему бы сейчас уйти в Медвежью ложбину, покопаться в саду, пожить в избушке, и он сразу бы налился здоровьем, силой, бодростью. Очень он тосковал о своем саде. Ведь каждый кустик в нем, к ажд а я ягода выращены его руками. После напряженной работы на улицах шумного города, среди людского поло­ водья, где смотри да смотри, чтобы не столкнуться с какой-нибудь м а ­ шиной или не задавить какого-нибудь ротозея,— после всего этого хо ­ рошо было оказаться в Медвежьей ложбине, в ее тишине, среди паху­ чей зелени, в своем малиннике, в уютной избушке. Там сразу Муково­ зов успокаивался, все напряжение как рукой снимало. Усталость после работы в саду была совсем другая, чем после городского столпотворе­ ния. Городская усталость —- угарная, от земли усталость — сладкая. Муковозов много лет работал водителем троллейбуса и привык к человеческой толчее, к людным проспектам, к потокам машин на них. Ведь он же, черт возьми, потомственный работник транспорта. По се-