Сибирские огни, 1976, №6

Выполнив задуманное, он поднимался из-за стола, с хрустом потя­ гивался, произносил свою постоянную присказку: «Не робей, воробей — дерись с вороной» — и шел в свой сад отдохнуть. Черпая ведром из ямы, которую наполнял Вороний ручей, он поливал клубнику да цветы, мор­ ковь да лук. Все у него на прополотом участке нежилось под солнцем. Поработав как следует, он смахивал со лба пот, р азглаживал усы, снова произносил: «Не робей, воробей» и опять шел в свой звенящий домишко отдохнуть за столом-верстаком. Вот так у него и получалось, что он целые дни только и знал что отдыхал: от стола отдыхал в саду, а от сада — за столом. Когда Пират уходил по делам в город, он прикалывал к дверям з а ­ писку для жуликов. Вот что он писал: «Балбесы! В моей хибаре одна рухлядь — взять нечего. Не выдавливайте стекла, не срывайте замок. Ключ лежит под крылечком в банке». И — удивительно — в его домик пакостники не наведывались. Изредка появлялась на дачке его молоденькая жена З л а т а с некра­ сивым скуластым лицом, но с красивой фигуркой. Она работала в фи­ лармонии пианисткой и почти все время гастролировала. Так что Пират в основном жил в одиночестве. Появившись в домике, З л а т а сбрасывала платье и бегала по ком­ нате и по огороду в одних трусиках и лифчике, прелестная своей моло­ достью, своей радостью и озорством. Пират брал ее на руки, носил, как ребенка, щекотал усами, а она смеялась и болтала ногами. Пузыревна, подглядывая за ними, только руками всплескивала, а потом кому-нибудь с возмущением говорила: — Д а она же ему в дочери годится! — И уверенно пророчила: — Поверьте моему слову — бросит она его. Но все это Бражников узнал потом, а в первый свой приход в си­ ний домик он с Ромахой только восхищенно осматривал это забавное пристанище художника... Коврига А уж другого своего соседа по фамилии Коврига Бражников и во­ все не знал. Их встреча еще впереди. А этот самый Коврига был прелю­ бопытнейшей фигурой... На каменных скамьях, в сумрачных клубах пара, сидели намылен­ ные люди. Раздавались гулкие голоса, выкрики, смех, плеск и журчанье, а то и сочное, тяжелое шлепанье о цементный пол воды, когда кто-ни­ будь обрушивал на себя сразу же полный таз. А тазы были странные, отлитые из какого-то звучного и тяжелого, как свинец, металла. Они пели, когда в них ударяла толстая струя из крана, они издавали коло­ кольный звон, когда ими, пустыми, стукали о каменные мыльно-скольз­ кие скамьи... Таз Григория Ковриги наполнился душистой мыльной пеной. Ков­ рига всегда говаривал: — Мыло нужно покупать самое лучшее, ведь им человек моет свою физию.— Сейчас, в бане, промытое, пухлое лицо Ковриги пылало ба г ­ рянцем. И д аже губы у него были этакие малиново-свежие. Весь покрытый хлопьями искрящейся, тихо шипящей пены, он не­ жил свое тело мягкой розовой губкой. Ему очень нравилось, что у него появился живот, большой белый живот. Ему казалось, что этот живот с дыркой-пупом делал его солид­ ным и внушительным. Сторонясь от плещущихся вокруг людей, он по­ глаживал , похлопывал его.