Сибирские огни, 1976, №6

м ы ш и , — подумал Муковозов.— А для огорода такой дождишко — по­ дарок». Асфальт почернел, запузырился, потекли ручьи, из-под колес вжика- ющих мимо легковушек летели брызги. Муковозову стало совсем плохо, душно. Ему показалось, что он сей­ час потеряет сознание. Он приближался к остановке «Зоопарк». И вдруг сердце резанула т акая боль, что в глазах его потемнело. Он еще успел подъехать к остановке, выключить мотор и распахнуть пассажирам дверь. Он еще подумал: «Все в порядке». И больше уже ничего не пом­ нил. Очнулся он в больнице. Инфаркт. Вот что стряслось с ним месяц назад... Муковозов закурил и побрел по тропинке к больничному кор-пусу — подходило время обеда. Круто менялась его жизнь. Не только водить троллейбус, но и р а ­ ботать в саду запретили. Что же ему теперь делать? Садиться в диспет­ черскую? Иного выхода нет. Его охватила злость на паскудную жену, на свое дрянное сердце, на докторов, запретивших садиться за руль, на сына и дочь, которые жили теперь своей жизнью, забыв о нем. Он почувствовал себя обманутым, обделенным судьбой. И теперь уже никогда ему не ощутить себя в по­ лете над проспектом, над Обью. Муковозов подумал, что он больше не в силах находиться в больни­ це. Ничего не изменится оттого, что он уйдет сегодня или через неделю. Ничего! «Слышите вы! Ничего! Вам же плевать на мою судьбу. Вы бес­ покоитесь, чтобы меня не хватил второй инфаркт. Вы не обо мне бес­ покоитесь, а о своем престиже. А я плевал на него. И загнусь я сегодня или через месяц, мне тоже плевать. И это не ваше дело. Я хочу сам р а с ­ поряжаться своей жизнью». Муковозов швырнул окурок в кусты и заторопился в больничный корпус. «Если не отпустят — уйду прямо в пижаме»,— подумал он. После тяжелого разговора с лечащим врачом Муковозова отпусти­ ли, взяв с него подписку, что он неделю будет лежа ть дома. Но он, ми­ новав дом, сразу же уехал в Медвежью ложбину... В день рождения , Чуть-чуть светало. Не спалось. Бражников включил транзистор и сразу же напал на песню, которая очень тронула его. Прекрасный голос Ненашевой пел: Л етя т над нами годы, словно птицы, И не могу заснуть я до утра. Как яблоня, в окно ко мне стучится Д а л ек а я и чистая заря. Как пела эта певица, и как ей откликалась его душа! И как он з а ­ тосковал о Ромахе! Мать с отцом увезли его на целый месяц купаться в Азовском море. Прошло только три дня, как его не было в хижине, а Бражников совсем извелся, будто он расстался с мальчонкой навсегда, навсегда! Стены в хижине были обшиты такими новенькими, чистыми листа­ ми фанеры, что невольно хотелось рисовать на них. Но Бражников не умел рисовать и поэтому стал писать обо всем, что ему казалось инте­ ресным. Вот и в это утро он написал над раскладушкой Ромки: «Где ты, непричесанный мой Ромаха? Без тебя я встречаю свои пятьдесят. Тоск­ ливо мне без тебя. Пусто мне, брат, без тебя. Д аж е малина для меня не