Сибирские огни, 1976, №5

складки неприятно обнажили и выдвинули челюсть («Миленькая, вздохни, вздохни!»). Лидия Васильевна старала сь поймать взгляд помутневших глаз, в них что-то проблескивало — надежда, усилие... Никита вернулся, завозился на кухне. («Возьми котлету на сково­ роде, холодные — они вкусные. Что? Ладно , можешь с чаем».). Что-то там стукало, звенела ложечка, готовая выбить бок у стакана («Не зве­ ни ложкой!»), а она все проводила под зажим шелковую нить, снимала зажим — нитка затягивала кровеносный сосуд... Второй... третий... Она чувствовала натяжение нитки в пальцах, в руке... И снова затягивала... снова... Время от времени намеревалась позвонить по телефону, стояв ­ шему рядом, но тут же отдергивала руку и только взглядывала на часы — стрелка почти не двигалась. Один раз она д аж е покричала: — Никита! Нету еще шести? Проверь! Когда телефон звякнул, непроизвольно посмотрела на циферблат: так и есть — три минуты седьмого! Схв а тил а трубку и почти с ходу закричала: — Она умерла! У меня на столе умерла! Д а ? Ты мог предполо­ жить?.. Но ты понимаешь, что ей двадцать пять и она могла бы жить, любить своего молодого краёивого мужа и растить двух близняшек? Д а , близнецов!.. Я, я, конечно. Но и ты, ты, ты! Знаешь, что сказал про­ фессор? Что со мною?— Неадекватная реакция на окружающее. А к а ­ кая у меня может быть еще реакция? При нашей ситуации? Видел бы ты, как смотрела на меня распрекрасная Зоя. Д а , сестра. Д а , после то ­ го, как я говорила с мужем этой женщины. Неужели ты думаешь, что они ничего не знают? Все всё знают. А я уже не могу не думать об этом! У меня все дрожит внутри! И как хочешь, но мы должны прихо­ дить к какому-то выводу... к какому-то концу!.. Она говорила и говорила, а человек на другом конце провода мол­ чал, и она ясно представляла, как лоб его под тугим черным пластом волос перерезали складки и как он трет их двумя пальцами поперек; вот мотнул головой — и приподнялись крутые плечи, ссутулив спину, вздулись некрасиво губы, и сузились, потеряли антрацитовый блеск глаза. — Ты с ума сошла! Успокойся... Ну что, тебя надо уговаривать как девочку?.. Щен... — Я так не могу, не могу больше, не могу! Это все ты. Не смей приезжать! Я отправляюсь в Томск, к маме... Д а , с Никитой! Прямо сейчас. Где, в больнице? Ничего, перетопчутся... Ее обалдело спросили «как», она бросила трубку. В дверях стоял Никита — длинноногий, русо-кудрявый, с царапи­ ной во всю щеку и с участливым испугом в светленьких глазах — выли­ тый Данька. — С кем это ты, мам? С Безугловым? — подражая ей, он часто на­ зывал его так.— Ты чего же не сказала, что случилось? Он подошел, сел поглубже на диван рядом, двумя руками обнял ее полную руку пониже плеча, прижался лицом. — Ты же не виновата,— сердито сказал он.— . В с е равно ты самый лучший хирург в больнице! И все это знают! Вот вырасту, стану шофе­ ром, получу первый класс и буду з арабатывать кучу денег; и тебе не придется так... так работать... чтобы каждый день по локоть в крови... Честное слово, целую кучу буду носить только тебе одной... Это означало, что жениться он не собирается и станет жить лишь для нее. Однажды она слыхала, как он сказал своему приятелю: «У моей матери руки каждый день по локоть в крови!» В общем-то, это бы­ ли ее слова, брошенные когда-то с досадой, но у Никиты они прозвучали странно, д аж е гордо, пожалуй.