Сибирские огни, 1976, №5

И хочется, как в дом, вбежать. Под солнце сесть, как под икону, И век хозяйку ублажать И по любви, и по закону. Любопытно, кстати, сопоставить ощуще­ ние «как в дом» здесь с соответствующим ощущением в стихотворении «Еще цветы в слезах спросонок...». Если там автор уми­ лялся, находя в окружающем черты мало­ габаритного квартирного мирка, то здесь он воспринимает лес с его земляничными по­ лянами домом в высоком смысле этого сло­ ва, домом, где природа — хозяйка, нуждаю­ щаяся в том, чтобы ее ублажали «и полюб- ни. и по закону». Удивительно хорошо сказано! Или вот это: Снег на пне, на птичьем ложе. Снег на веточке сосны... Не событие и все же Светлый праздник новизны. Никаких, оказывается «торшеров» и «мин», никакой, оказывается, «известки» не нужно. «Вселенная,— как сказал поэт, — проще, чем иной полагает мудрец». И просто шикарный (иного слова не по­ добрать), поэтически безукоризненный об­ раз в стихотворении «У каллиха» (пивная в Праге, известная читателям «Швейка» под названием «У чаши»): ...женщины, как острова. Вниманьем теплым омывались... Образ хорош не только тем, что законо­ мерно рождается в последовательном ряду: «там шумно пенилась, текла, местами штор­ мовала даже накуренная полумгла застоль­ ного ажиотажа», «качались шлюпками сто­ лы» и т. п.,- но и сам по себе — своею теплотой, расходящейся * причудливыми волнами. Книжка Николая Годины составлена из стихотворений разных лет. Некоторые вещи известны по предыдущим публикациям. Од­ нако разительные контрасты — от элемен­ тарной безвкусицы до подлинно изыскан­ ных, филигранной работы, строк — нельзя объяснить присутствием определенного чис­ ля старых стихов.>—г-эта черта присуща но­ вым стихам в той же степени, что и старым. В любом из только что процитированных стихотворений непременно сыщется что-ни­ будь заумное, «кудреватое». Например, в «Снег на пне, на птичьем ложе...» это «куд­ реватое» выражено следующим образом: Как от скрипки Страдивари, Ниткой звук наискосок. Я не специалист по музыкальным инстру­ ментам, но, полагаю, главное отличие скрипки Страдивари от всех остальных скрипок не в том, что звук от нее исходит «ниткой» и «наискосок». А в стихотворении «У каллиха», строго говоря, морской анту­ раж никаким боком с сухопутным Швей­ ком не ассоциируется. Все это мило и за­ тейливо выписано, но к Швейку, из-за ко­ торого стихотворение началось, не имеет решительно никакого отношения. Стихотворение «Этюд» посвящено Влади­ миру Соколову .-г Не хочется тратить напрасно Ни слов, ни минут, ни души. Снежинки садятся на прясло, И хрупко все, хоть не дыши. Еще не светает, а только Намек розоватый на свет. И долге, мучительно долго Ответа на тишь эту нет. Кроме несколько смазанной последней строчки, в «ЭтюДе», кажется, нет техниче­ ских погрешностей. Соколовская интонация уловлена один к одному: «Хотел бы я дол­ гие годы на родине милой прожить» — «Не хочется тратить напрасно пи слов, ни минут, ни души». И все-таки проникновение в поэтический мир В. Соколова представля­ ется поверхностным. «И степи, и всходы посева, и лес, и наплывы в крови ее соло­ вьиного гнева, ее соловьиной любви» — от­ нюдь не то же самое, что «прясло». Ни «де­ ревенщиком», ни деревенским В. Соколов никогда не был. Его поэтическая «природа» гак же мало ассоциируется с селыциной, как Швейк с морем. У Соколова «Любить ее светлые воды и темные воды любить» — образ широкий, всеохватывающий, у Н. Го­ дины все замкнуто на частное, узко-кон­ кретное, которое, оказывается, настолько значительно и самоценно, что на остальное «не хочется тратить... ни слов, ни минут, ни души». И опять-таки не потому, думает­ ся, что автор действительно так считает, а от обманно-красивого «напрасно — на пряс­ ло», просто, увлекшись, он не замечает под­ воха, скрытого в этой изысканно рифмую­ щейся паре. Сумбурно стихотворение, фраза из кото­ рого дала название поэтическому сборни­ ку, и, в силу этого, надо полагать, цент­ ральное, программное: Не перь пророчеству поэта. Над тайной слова не дрожи, R которой выдан запах цвета За неожиданность души. Если это обращение к читателю (а так оно, вероятно, и есть, ибо какой поэт ста­ нет обращаться к самому себе со словами: «Не верь пророчеству поэта»), то форму обращения «не дрожи» никак не назовешь корректной, деликатной, вежливой. Но де­ ло даже не в форме обращения, а в его содержании — в «неожиданности души» и «запахе цвета». К сожалению, автор не сделал каких-либо разъяснений насчет «за­ паха цвета», и читатель, решая: верить или не верить «пророчеству»? — может оказать­ ся в затруднительном положении. В принципе, в «запахе цвета» нет ничего предосудительного. Для того, чтобы разо­ браться в этом вопросе, вспомним хресто­ матийное: Есть тайные властительные связи Меж запахом и контуром цветка. У Брюсова речь идет о содержании и форме произведения, как о его внутренней и внешней сторонах, которые реально нахо­ дятся в органическом единстве. Видимо, Н. Година, наивно считая «запах цвета» своим изобретением, вкладывает в него и какой-то свои смысл. Понять недо