Сибирские огни, 1976, №5

И в его рецептуру входят все мещанские, обывательские представления о «легкой жизну» художников: «Встал часиков в де­ вять с похмелья, сбегал в магазин на тро­ их, пару бутылочек пива. Купил полкило сосисок, отварил, съел. Послушал радио, почитал газету. До обеда вздремнул. А обе­ дать — сюда. Филе с кровью и бутылку водки со льда. С людьми пообщаешься, по­ смотришь на умные лица, ну в биллиардик пару коуков, ну в шахматишки, ну телеви­ зор. Созреешь — и к любимой женщине, прихватив пару бутылок сухого». Читая всю эту циничную дребедень, ка­ кой мещанин не позарится на сладкую жизнь советского литератора? И главное — если бы Ефимов воспринимался как нечто исключительное, патологическое, в лучшем случае гротесковое! Но вся жизнь Расто- кина, так подробно описанная в повести, по сути своей целиком укладывается в это не­ хитрое расписание. Ведь главный герой, вполне симпатичный Проханову,— бездель­ ник, кочующий по ресторанам. И все ос­ тальные представители литературного пле­ мени под стать Ефимову. «Автор фольклорных романов» Басков носит, как ему положено, сапоги, шитую косоворотку и поясок с вышивкой и мали­ новыми кисточками. «Зло заикаясь», он «с клекотом и восторженно» выговаривает слова, которые находятся в подном соот­ ветствии с его маскарадным обличием, про протопопа Аввакума « Платона Каратаева. А критик Яковлев, «холеный и бледный», мерцающий «бриллиантовой запонкой», из­ девается над ним, а заодно и над подлин­ ными национальными ценностями. Вряд ли стоит дальше цитировать эти сердитые фантасмагории, но не могу не ска­ зать о том, как Проханов описывает наших товарищей, писателей из провинции. Здесь звучит такое пренебрежение,, такое высоко­ мерие столичного мэтра, что только диву даешься. «Окутанные дымом, сидели при­ ехавшие из провинции писатели, с п л о ­ ч е н н о наклоняясь друг к другу, что-то с т р а с т н о , в п о л г о л о с а обсуждая. Р а з о м откидывались, поднимали полно налитые рюмки, а х а я и з а к у с ы в а я . Сидели молча, прожевывая, раскрывая на груди пиджаки с о д и н а к о в ы м и черно­ блестящими галстуками, а потом вдруг снова т е с н о с д в и г а л и с ь , ш е п т а л и , о с т о р о ж н о д в и г а я п о с т о р о н а м г л а з а м и » . Я подчеркнул все слова, в ко­ торых назойливо звучит авторский вывод. Вот они, деревенские «наивняки», лишенные собственного лиЦа. То ли дело ресторанные завсегдатаи с их постоянными привычками, с их пошлым и фальшивым бытом, который в повести весьма многозначительно обоб­ щается: «Растбкин все это замечал с редкой радостью. Это был его мир, и как бы он ни относился к нему, сам он был его частью». Что верно — то верно. Душный, затхлый, кабацкий мир Растокина с бесконечными дрязгами и вздорными скандалами, с кар- рикатурно оглупленными и ничтожными пи­ сательскими фантомами, со склеротически­ ми и седовласыми старичками, целующими на московских улицах счастливых девушек, 11. Сибирские огни № 5. — все это «несуществующий мир». В пове- , сти можно даже прочитать, что «тончайшие духовные переливы» Растокина «сгорели в огненной гуще мартенов, в грохоте заводов и боен». Что же, может, пожалеем Растокина? ,. Если отказаться от всякой иронии и гово­ рить всерьез, то заслуживает, сожаления сам Александр Проханов, который в этой повести вместе со своими героями отвер­ нулся от настоящей жизни. Читая повесть, . чувствуешь одно неодолимое желание — вырваться из этой искусственной затхлости, вдохнуть хотя бы глоток свежего воздуха. И все-таки одной эмоциональной реакции маловато. Престижем писательской профес­ сии Проханов пытается облагородить воин­ ственного мещанина, флером интимных пе­ реживаний он маскирует бездуховность и аморализм. Надо прямо сказать, что такая мистификация на руку людям, верующим в магию диплома, убежденным, что облада­ ние «корками», как они изящно выражают­ ся, достаточный признак интеллигентности. Поэтому легковесная повесть Проханова вызывает раздумья серьезные. В самом де­ ле, что мы сегодня называем мещанством? Очевидно, это не сословие, как в былые времена, не социальное положение, а ско­ рее всего — совокупность уродливых нрав­ ственно-психологических особенностей, чуж­ дых советскому образу жизни. У современ­ ных мещан возможен самый разный круг обязанностей и самый разный образова­ тельный ценз. При всей пестроте и много­ образии анкетных данных они объединяют­ ся агрессивно-потребительским отношением к жизни и безнравственностью, эгоизмом и мелкотравчатостью. Любая — даже субъек­ тивно-неосознанная — попытка «обынтел- лигентить» мещанство, естественно, вызыва­ ет обостренное чувство протеста. Ведь борь­ ба с мещанством все больше перемеща­ ется в сферу духовную, идеологическую, эмоциональную, и роль искусства в этой борьбе закономерно возрастает. Интеллигентность против мещанства — так представляется мне возможным сфор­ мулировать один из социально-нравствен­ ных конфликтов, который все шире и осно­ вательнее исследуется литературой. И в этом ' конфликте интеллигентность также выступает как совокупность нравственно­ психологических особенностей, выражаю­ щих перспективу развития советского чело­ века, а следовательно, и самую его суть. Поэтому интеллигентность и нельзя изме­ рять, как когда-то, одним уровнем образо­ ванности, поэтому так . тревожит нас суще­ ствование мещан с дипломами и в то же время радует, как повседневно расширяет­ ся круг истинных интеллигентов среди про­ изводственников, механизаторов, квалифи­ цированных рабочих. Советский интеллигент — это совершенно новый социальный тип, характеризуемый творческим отношением к труду и граж ­ данской активностью, актавным гуманиз­ мом и преданностью идеалам. В самой жиз­ ни интеллигентность приобретает ярко вы­ раженное этическое содержание, и эти пе­ ремены энергично схватываются современ-