Сибирские огни, 1976, №5
Приехали на берег Амура. Маленькая станция. Лес вокруг совсем не тот, что в Центральной Росоии. И все вьюга, вьюга метет. Снегу понакидало под самые кры ши, а ночи длинные. Затосковала Шура. Лев Кузьмич редко какую ночь дома, все там, в своем депо, с паровозами, или в по ездке, а она возьмет ребеночка на руки и ходит с ним по комнате от порога до окна ночь всю. Прижмется к нему, своему пер венцу, еще ничего .не понимающему, и все- то все передумает, про папаню вспомнит — жалел он ее шибко, и вдруг сделается ей совсем страшно, потому что подумает, что с мужем может что-нибудь случиться или уже случилось... 0,н давно не приходил домой в настроении: на работе все нехватки че го-то. Было бы с кем сына оставить, она бы сама пошла и была бы там вместе с мужем, помогала ему, оберегала его. А тут уж второй стучится под сердцем... В 1952 году Лев Кузьмич поехал попро ведать матушку свою, Пелагею Васильев ну, жила она в Ростове. В свои восемьде сят лет Пелагея Васильевна сильно подсох ла, а мускулом еще держалась .крепко и так же характером. С ней поехал в село Верхне-Карачаевское, где вольнодумный отец Кузьма Иванович, сын помещикового работника Ивана, когда-то пошел против попа. Помнили старики Кузьму, . помнили его забубенную головушку. Поинтересовался Лев Кузьмич, где же дядя Филипп. Никто точно не знал, гово рили, что в двадцатые годы как уехал с семьей,, так и не объявлялся, а уехал будто в Кострому. Справки о дяде навел через почту — хотелось узнать побольше подроб ностей об отце, с годами всех людей влечет к таким подробностям. На всякий случай послал письмо. Ответа не последовало. Еще — снова молчание. И только когда догадался послать фотокарточки свою и сестры в детстве, ответ пришел от дяди Фи липпа незамедлительно: да, это они, дети его брата Кузьмы, расстрелянного прави тельством Керенского. Филипп Иванович звал племянника в гости, говорил, что сей час же прилетел бы на самолете сам, но возраст за восемьдесят уже. Лев Кузьмич в ту пору не смог выбраться, а когда вы шел случай побывать в Костроме, то уж ни дяди, ни супруги его в живых не нашел. * * * Из восьми детей Льва Кузьмича— сы новья и дочери — Валентин средний. Р ев матизм у него был, и, должно, потому он все маял себя закалками, в январе булты хался по утрам в проруби, однажды чуть не был затащен течением под лед. После школы по настоянию отца пошел на паровоз — кочегарить. Через полгода за него старые железнодорожники вступились. — Смекалистый парень, грамотный, пе реводи его в помощники,— сказали они Л ьву Кузьмичу, в ту пору работавшему на чальником депо. — Я шесть лет в .^очегарах был. А вы сколько? — парировал Лев Кузьмич.— И вы, думаю, не меньше моего. Пусть и он го дика два. — Чего наше вспоминать. Наше другое время было. — Молод Валька мой для помощника. Молод. И-ишь! — строжился Лев Кузьмич. А дома жена Александра о том же: — Ужель интереонее дела парню не сы щешь? Сколько ему тот уголь бросать? — Умнее будет. От легкой жизни прыщи садятся. Д а и что скажет народ, вот, мол, своего сынка принимаете недозрелого. Нет! — А вы, отец, примите у меня экзамены. Тогда и увидите — дозрел я или нет,— подвернулся тут Валентин. Лев Кузьмич вспылил: — Молокосос! Не яблоку судить о себе, зрело оно илй незрело. И-ишь! Знания у него! В нашем деле знания твои без чутья — что?! Вышло Л ьву Кузьмичу от обкома на правление на уборочную в районы уполно моченным. Валентин и сообразил: подал заявление заместителю отца. Тот рассмот рел, созвал квалификационную комиссию из седых железнодорожников. Позвали В а лентина. Строго спрашивали парня стари ки. Экзамен выдержал он славно, в очеред ной рейс поехал уже не кочегаром, а по мощником машиниста. — Во-от, теперь сурьезности вдесятеро прибавь своей голове,— говорил маши нист.— Дорога здесь, в Забайкалье, со ска та на угор.’Мы теперь с тобой как бы одно дерево: левый глаз недоглядит, а правому все одно больно. Понял? Не знал Валентин, как с отцом станет разговаривать, когда тот вернется из села. А он уж вот-вот должен вернуться — ж ат ва на полях прошла. Однажды, готовя паровоз к ночному вы ходу, перестарался парень, залил куда-то там масла больше, чем положено, масло выплеснулось через край, растеклось по шпале. И тут из-под вагонов выкрутнулась знакомая фигура. Валентин в темноте меж черными сцепами не сразу признал отца. Лев Кузьмич из командировки не зашел домой, станцию решил обойти, поглядеть, как без него составы готовятся в путь, — Помо-ощник! — грозно закричал Лев Кузьмич в сырой воздух. — Я слушаю,— Валентин подбежал. — Помощника я звал, а не кочегара! — Я помощник,— неуверенно сказал Ва лентин. — Не знаю такого! — Лев Кузьмич ткнул в растекшееся по шпале масло.— На что это похоже? Дома досталось матери: т— Во-от, твое воспитание! До чего до шло! Кричишь помощника, а появляется свой молокосос и говорит, ЧТО ОН ПОМОЩ НИК. Насмехается над отцом. Седому во лосу о т ц а— срам. Народ что подумает? — Хорошее про. парня говорит народ,— с достоинством молвила Александра Сер геевна.— Хорошее люди, слава богу, про наших детей говорят. Д а ведь не сам же он, Валька, выдвинулся, старики выдвинули. — Народ, он не все скажет, что на душе имеет. Д а и не все и видит он со стороны,
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2