Сибирские огни, 1976, №5

вагону, протянул царь с посеребренных сходней белую руку и сказал: «Держи, мо­ лодец». Впрочем, что сказало его величест­ во, да и вообще сказало ли оно что, ма­ шинист не помнил, в волнении большом пребывал, но рассказывал так: держи, дес­ кать, молодец. И носил машинист подарок в. нагрудном кармане с цепочкой во всю грудь. После Февральской, а тем более после Октябрь­ ской некоторые из молодых стали погляды­ вать косовато на старого машиниста: дес­ кать, царев «одаренник». С годами непри­ язнь молодежи к знаменитому машинисту прибавлялась. И когда к нему в обтирщи­ ки назначили безогцовского подростка Л е ­ ву Комкова, парнишка заупрямился: — Не пойду я к нему, он царю служил — Дурак синегубый! — крикнул на него пожилой диспетчер, сам из киевских маши­ нистов.— Много ты понимаешь! Своему де­ лу он .служит. Для него ц ар ь— паровоз. И цареву награду он принял как отметку своей любви к умной машине. К машине, дурак, а не к царю. Ступай, и чтобы со старанием! Парнишка пошел. Скоро он нутром взял, что не прав был. И старался работать во всю ойлушку, и через это свое старание приглянулся суровому машинисту. — Вот состарюсь я, меня заменишь,— го­ ворил седеющий машинист.— Только, чур, этот срок ,не скоро выйдет. Л ет двадцать еще проезжу. А ты не спеши выскакивать, умнее от этого не будешь. В пятьдесят год­ ков настоящий ум приходит. Вернулись однажды из трехсуточной по­ ездки, машинист сказал обтирщику: — Пойде.м-ка, Левонтий, ко мне в дом. Отзавтракаем с одного стола. Об этом можно было бы и. не расска­ зывать, но, наверное, нельзя не расска­ зать, так как с этого начинается завязь но­ вого поколения Комковых. Машинист жил в конце переулка у ов­ рага. Беленый домик с садом, в саду по­ чему-то всегда много сорок-хлопотуний. — Ш урка!— крикнул машинист, сбрасы­ вая с себя у порога форменную одежду.— Что там у тебя сготовлено ладного, давай нам с гостем на.стол. Дочь машиниста Шуру, статную и не­ доступную, с норовом отца, знали в д е­ по все. — Не робе-ей перед девкой,— подтал­ кивал локтем хозяин своего молодого гос­ тя, когда у того уши окрашивались фиоле­ товым. Пропустив третью рюмку, маши­ нист шепнул: — Ты, Левонтий, на катушку пригласи Шурку в воскресный день. П ока­ тай на санках с катушки... Зима была лютая. Столица первого ра­ боче-крестьянского государства мерзла до костей. С разных мест везли туда дрова. Так и суетились: в одну сторону вагоны с дровами, в другую — с разными фабрич­ ными поделками. С одного конца Мооква, с другого — Воронеж. С января началась пурга, участились снежные заносы. На подмосковной станции скопилась уйма поездов, и надо было ждать очереди, пока они пройдут. Был седьмой день недели. Все деповские рабочие вышли на воскресник: разбрасывали сугробы, л а­ дили объездной путь... — Пошли-ка, Левонтий, поможем. Нече­ го и нам сидеть,— разгорячился старый машинист, высвобождая свои широкие плечи из-под ватной стеганки.— Бери-ка вон ту шпалу за тот конец. Вместе возьмем. Та-ак. По-ошла-а!.. Теперь вот рельсу д а ­ вай. Подожди, подожди, не надсаживайся. Вместе давай с одного конца. А с другого кто-нибудь... Э-ей, ребята! — Дава-ай! — подбежал мужичонка, весь промазученный, уж больно худой. — Ты, Левонтий, давай-ка с ним, с того конца вдвоем, а я тут один.— Машинист гикнул, подкинул пятнадцатипудовый рельс, подвернулся плечом, да на третьем шагу подломилась под ним перекинутая через канаву доска, по которой шли к на­ сыпи от сараев... Упал машинист. Поднялся он, утерся шапкой, дошел до паровоза. Надо было ехать. Ухватился за рычаги и так стоял всю дорогу. Заставлял он Левку каждые пять минут смахивать с его кустистых бровей пот, пол­ зущий на глаза. А когда пришел паровоз на место, ста­ рый машинист уже не мог сам сойти на землю. — Левонтий, тебе стоять теперь в нашем рабочем деле, тебе и завещаю... Прошли годы, бывший обтирщик Лев Кузьмич уже водил поезда. От старого ма­ шиниста Елохнина он перенял главное — любовь к машине: И не вообще к машине, а к паровозу. — Нет машины умнее паровоза. У паро­ воза особая стать и душа особая,— говорил он, повторяя слова своего первого учителя. Так же, как и тот, носил в нагрудном кар­ мане дарственные часы с цепочкой через всю грудь. Помнил наказ старого машини­ ста, своего учителя, доверие которого надо было оправдать всей своей жизнью— пе­ ред товарищами оправдывать, перед всей народной страной. Ясно, чем оправды­ вать,— отношением к паровозу. Когда появились в депо тепловозы и электровозы, Лев Кузьмич стал к ним от­ носиться с такой же ревностью и уже гова­ ривал обобщенно: — Нет умнее машин, чем наши, желез­ нодорожные. У наших машин душа особая и стать, как. у чистокровного жеребца! Года за три-чегыре до войны объявилась большая нужда в опытных машинистах на восточных дорогах. — Ну, Шура, собирайся. Сына плотнее кутай. Вещицы пакуй,— сказал Л ев Кузь­ мич жене, вернувшись из депо.— На Амуре нас дело ждет. Шура — это та самая, при виде которой он прежде даже ушами пунцовел, дочь Сергея Дементьевича Елохнина. — Да как же так? — испугалась Шура. — Поедем. Там жить будем. — О-ох, здесь же могилка папани. Здесь родное все. А ты... так прямо сразу. — Собирайся, мать. Нельзя иначе. Дело государственное. Доверяют не всякому.