Сибирские огни, 1976, №5

— Я стою на том, государь...— Шереметев начал было говорить сидя, но вдруг встал — не от страха, вспомнив гневный прикрик царя, обращенный к нему на пиру,— намеренно встал, показывая, что добро ­ вольно отказывается от дарованной ему некогда милости — говорить с царем сидя,— ...что пришла к нам с твоим воцарением горесть горькая... Стал ты ковати злая 1 на всех на нас, к ярости стал удобь подвижен... Кто на чем постоит на своем — на малом вовсе, понеже в каждом свое мнение живет, и вот уже на того опала, и гонение, и нелюбье твое, и злоба. И сколько мы потерпели от тебя от самого и от любимцев твоих! Ты и сам потерпел от них немало. — В том я сам себе укор! — бросил мрачно Иван. Во всем ты — сам! И прав — ты во всем! Нас обличаешь святым писанием, а сам позабыл, что написано: от высокомерия происходит раздор, а у советующихся — мудрость. Мудрость — у мудрых, а у советующихся, коль они глупы и зло- намерены, все едино раздор. А вы глупы, чванливы и злонамерены. — Однако ж призвал ты нас на совет,— ввернул Шевырев. — Призвал, и до конца в том убедился. — Ты убедился токмо в том, что мы сегодня не с тобой,— р а ссуди ­ тельно, со степенной прямотой- выговорил Куракин .— Но так ли прав ты, чтоб всем быть с тобой?! Ты не апостол, не пророк, ты человек, а как человек, ты можешь быть не прав. Как человек могу, но как государь — нет! Как государь я прав, и сердцем, и духом , и помыслами... Чую, чую я голос!.. Как будто свыше исходит он!.. Тот голос вещает мне, что избрал я достойные стези и дело мое правое. — Пошто же правое дело ты восставляешь неправой рукой? — все так же степенно, не повышая голоса и будто не с укором — будто с удивлением спросил Куракин .— Пошто не добродетелью, но злом дока- зуешь свою правоту? — Сердце твое далеко отстоит от людей,— почти перебивая К у р а ­ кина, сказал Кашин,— и не силою духа, не силою разума тщишься ты увлечь за собой, но насилием, гнетом... — Тщишься с усердием на свет и на истину наставлять ,— выкрик­ нул с поспешностью Немой, не давая Ивану ответить,— да токмо от тех твоих наставлений скоро вовсе света не взвидеть! — Где Курлятев? Где Воротынские, и Михайла-князь, и бр а т его Александр? Где Шаховский-князь? Где Куракины? Где Ростовские? — выговаривали Ивану попеременно то Шевырев, то Немой, то Куракин. Иван молчал. Его молчание воодушевляло обличителей, подстеги­ вало их, они смелели, смелели до наглости, в которой уж е не было ни правоты, ни истины. — Что тебе сделали братья мои? — выпинался негодующе К у р а ­ кин.— Крест бездумно целовать не похотели?! Нешто опалять за такое, когда человек р азума своего спросился — пред кем я крест целую? Пред государем ли иль перед теми, кто на ру к ах его держит? Ты при смерти лежал , а Димитрия-царевича Захарьины (Куракин ненавистно ткнул рукой в Никиту Романовича) на руках держали! Они бы, Захарьины , и стали нами владеть, как иные в твое малолетство владели. Нет...— резким шепотом, как бы поперхнувшись, сказал Иван и громче и тверже д в ажды повторил: — Нет! Нет!! Они, братья твои, вкупе с Ростовскими да Катыревыми на престол хотели Володимера.’ — Не Володимера они хотели — Захарьиных не хотели над собой! Нет! вновь вырвался из Ивана резкий шепот, тряхнувший его как дрожь— Володимера они хотели, и иных подбивали... С княгиней 1 К о в а т и з л а я — замышлять недоброе.