Сибирские огни, 1976, №5

Пушкин, Темкин — все они и мыслями, и чувствами , всем, что с о с т а в л я ­ ло их сущность , были едины с царем. Д а только сейчас от них еще ни­ чего не зависело, они еще ничего не решали, и эта их ярая привержен ­ ность не больно много значила д аж е для самого царя — не к ним он обр ащ ал ся за советом и не от них ждал ответа на все свои вопросы, по ­ тому что их разум , их кругозор, их государственная сметка не казались ему достаточными, чтобы он мог заняться с ними разрешением столь важных государственных дел. К сильным, к именитым, к тем, кого не­ навидел и которые ненавидели его, обращал ся он... И — странно, борясь против них, во сставая против всех их притязаний, неотступно и яро о т ­ стаивая свою независимость от них, он нередко, к ак и сейчас, по каким- то необъяснимым причинам вдру г наступал себе на д уш у и сам склонял перед ними голову, сам возвращал им то, что с таким трудом и борьбой вырывал из их рук, сам начинал требовать от них того, чего не терпел, не выносил, против чего со всей ожесточенностью ополчал свою д уш у и разум. Казалос ь, будто чья-то враждебная, тайная, высшая воля вы­ н уж д а е т его к э тому и как бы доказывает ему этим всю тщетность и бесполезность — и обреченность его борьбы за свою независимость, за единовластие, за возможность повелевать всем и вся и единолично вер ­ шить с у д ь б у Руси. — Ну, что ж е вы?! — с надменной издевкой подуськивал Иван растерявшихся Кашина и Немого.— Язык прикусили? Д а вам его вы­ рви — с него все одно б у д е т злоба сочиться! О правости о душевной, о даре духовном — почто ж е не велеречаете? В глазу моем щепка!..— вылупился он.— О том что ж не возопите? Иль в присном бревно у зре ­ ли? А в души, в души свои опустите взор — чащоба там, бурелом! В дальнем у глу палаты, к уда прошел Иван, затихли последние з в у ­ ки, как будто он увел их туда за собой и притаил там. Мрачная , недоб ­ рая тишина, как палач, вошла в палату и начала свою мучительную пытку, и Иван первым не вынес ее. Глухо, с надрывом — от злобы и от боли, в которой чув ствовала сь тяжелая надсаженность его души , изму­ ченной жестокой внутренней борьбой, выговорил: — Сегодня я еще возьму вас с собой... З ав тр а — б у д е т поздно. И пусть никто из ва с не вопиет потом о зле и о бесправедьи . — Мы пойдем за тобой,— сказал Кашин,— но токмо не как рабы Ибо мы не рабы твои. Мы потомки свободных государей, которые си­ дели на землях своих и на вотчинах испокон, как Рюриком Р у с ь поста- вилась. И ежели сошли наши предки с земель своих и с вотчин — в том их воля добрая. Р у с ь единою стала, но не гос ударь над ней! Ибо деды наши и прадеды пришли на Мо скв у не в подручники го сударю московскому, но как равные с ним, чтобы вместе править Ру с ью . Д а попрали московские право то, и вот уж мы, потомки прежних г о с у д а ­ рей, в холопях у тебя значимся, рабами твоими должны почитать себя, а иначе грядет на нас кара твоя, и притеснения злые, и всякие неправ­ ды твои. — О предках своих уж стыдились бы поминать, и о воле их доброй, коей Р у с ь единою стала. Мы, московские, сделали Р у с ь единою, вырвав ее из алчных рук ваших предков. Усобицу да кров авую рознь в ней уняли... Нынче уж вы, достойные сыны своих х удославных пращуров, опять заходились усобную распрь заводить! Кончилось ваше время! Я не изведу вас, так вы сами пожрете дру г друга, как шакалы! — Мы стоим на том же, государь, на чем стоишь и ты,— с гордой уверенностью в своей правоте сказал Кашин,— токмо наше в твоих г л а ­ зах — преступное, злое, а твое — святое. — На чем же вы стоите? На чем? — усмехнулся Иван и покачал рукой, как будто взвешивал в ней что-то малое, ничтожное.— Н а чем стоишь ты, Шеремет? Одной ногою ты стоишь в могиле, а другой?..