Сибирские огни, 1976, №5

голос, тем все ощутимей становилась образовывающаяся между ним и Марьей пустота, отрывавшая их друг от друга, отмежевывавшая, раз ­ общавшая... Ьудто пропасть разверзалась между ними, становясь с каждым его словом все глубже и непреодолимей. Д а господи, Иванушка!..— словно почуяв эту страшную про­ пасть, метнулась к нему с постели Марья.— Что же ты выговариваешь мне, как какой-то злой преступнице?! Что яростишься на меня, как на лютого в р а г а .. Ж ена я тебе, жена!..— Она схватила его вялые, непод­ вижные руки, принялась исступленно целовать их, стараясь вернуть им их прежнюю силу и живость, потому что именно 'руки, их безжизненная ра сслабленно сть и неподвижность сильней всего ужаснули ее в нем.— Нешто во зло и во вред мои помыслы? Срослась я с тобой, как веточка с деревцом... Одним соком питаюсь с тобой, одной болью болею. Отторг­ нешь меня от себя — как отломишь! Засохну, погибну... И тебе еще тяжче станет — совсем один останешься. Пойдем сядем... Не стой так, Иванушка... как чужой. Пойдем...— осторожно повлекла она его за со­ бой на постель.— Люблю я тебя, свет мой!.. Очень люблю!.. — Брось терзаться, Иванушка,— шептала Марья, по-женски д о ­ верчиво и успокоенно уткнувшись плечом в горячую Иванову подмыш­ ку и ласково поглаживая его всклоченную бороду.— Прогони прочь от себя все те мысли... Не правда то, Иванушка, не правда! Не твой то грех, то. их грех!.. Правда с тобой, в тебе... Нешто грешно за правду под­ нять карающий меч?! Архангел Михаил не с пальмовой ветвью в руках — с мечом! Мечом он одолел злое воинство сатаны. А ты тщишься одолеть его благостью , увещеваниями...— Она дотянулась губами до его губ, нежно, с детскими причмокиваниями стала целовать его.— Не казни себя, свет мой, радость моя... Не осуждай... Не мучь... Изведешь себя, на радо сть ж е им — заклятым твоим! — Не о суждай , не мучь...— Иван мягко, ладонью прикоснулся к Марьиной щеке — мягко, осторожно, словно боялся причинить ей боль.— Что же, д уш у из себя вынуть и тебе отдать, чтоб ты ее в ларец с узорочьем заперла? — Ладонь его поползла по Марьиной щеке, вверх, к виску, легонько пригладила на нем спутавшиеся пряди волос.— Вынул бы ,— привздохнул он,— коли можно было б вынуть! Ослепил бы ее!.. Кинул собакам!.. — А х , Иванушка, свет мой... Сколько боли в тебе! — Марья поце­ лов ал а его ладонь, скорбно уткнулась в нее лбом. — А пошто тогда всё? — резко отдернув руку, вдруг спросил Иван. Не у Мар ьи спросил, не у себя — у кого-то третьего, неведомого, кото­ рого не было с ними и не могло быть.— Пошто тогда всё, ежели без души?! — Что же, лучше весь век мучиться и страдать? — резко сказала Марья , нисколько не вдумываясь в смысл Ивановых слов. — Не мучиться — нести свой крест. — Чтобы тебя распяли на нем?! Ах, Иванушка, свет-государь мой!.. Д л я них же нет ничего святого! — Нет!.. Есть у них святое, есть! Потому я и страшусь их. — Отстранись от них!..— решительно выговорила Марья.— Чтоб не видеть их, не слышать!.. Уедем в слободу! Уедем, Иванушка.— I олос Мар ьи вдруг надломился, утратил решительность, словно она напуга­ л а с ь чего-то в самой себе.— Оставь им Москву,— тихо вышептала она и содро гнула сь от собственных слов. В страхе прижалась она к Ивану, и слышно ей было, как падало и поднималось сердце в его груди, как бились в нее тяжелые, напряженные вздохи, содрогая его большое тело. — Нету для меня на Руси спокойного приюта... Нигде нету! Разве в гробу токмо?! А покуда жив, душа моя будет пылать на них, на все, что творится их злобным умыслом.