Сибирские огни, 1976, №5

его совести, чтобы затронуть их, поразить, причинить им боль, занести в них смуту... Не спит Иван, не идет сон к нему... Лежит он, простертый на лавке, как мертвец, рука его твердым изгибом запястья тяжело облегает пере­ носье, придавливая расслабленные веки и словно защищая их и скры­ тые под ними глаза от черной въедливости мрака. Кажется ему, что, сними он руку с лица, открой глаза, и он явственно увидит стоящих у его изголовья жестоких пособников какой-то могучей, тайной силы, приставившей их к нему, чтобы возвратить зачем-то в его память очень многое из того, что, казалось ему, исчезло из нее навсегда, чтобы обер­ нуть к нему другой, невидимой ему ранее стороной все давнишнее и нынешнее, сотворенное его волей и разумом, и открыть ему некую исти­ ну, которую он ни ранее, ни теперь не желал и не желает знать, и с этой истиной пробиться к его душе, к его совести. И чувствовал Иван, что все эти мысли, мечущиеся в его голове,— не просто мысли и не столько мысли, сколько какая-то подсознательная, ранящая, уязвляю­ щая его самообращенность, какой-то еще не совсем ясный, но, вместе с тем, тягостный и мучительный разговор с самим собой, со своей душой, со своей совестью, как будто многое из того, что предстало сейчас пе­ ред его сознанием, он совершил вопреки своей душе, вопреки своей со ­ вести, вопреки всему тому, что двигало его, вдохновляло и оправдывало перед самим собой. Где-то совсем близко раскололась раскаленная жердь молнии. Один конец ее ударил по оконцу, разбрызгал громадные плоские искры, за ­ сыпал ими пол, стены, потолок... Изможденный лик Христа испуганно выпятился из дальнего угла, чиркнул по Ивану глазурьевым прищуром и исчез, словно напугавшись Ивана. Искры потухли, и снова стало тем­ но и тихо и жут ко от этой тишины — казалось, она будет длиться вечно. Но вдруг размашисто, сухим, иззудным ляском, как железом но желе­ зу, ударил гром, прошиб тугую толщу стен и, разметав безжалостную тишину, с дребезгом покатился прочь. «Гроза?! — удивился и напугался Иван.— Ранняя-то какая!..— И, гоня этот суеверный страх, возбужденный в нем первым весенним не­ ожиданным раскатом грома, безрадостно, равнодушно подумал, пере­ ворачиваясь на бок: — Добрая примета. Лето пригожим будем». От уткнулся лицом в щекочущий мех шубы, закрыл глаза. «Добрая примета... добрая примета... добрая...» — билось еще в нем настойчи­ вым отголоском, а кровавые улыбки мертвых ртов уже вновь засуети­ лись перед ним, вздувшиеся, синюшные губы затрепетали зловещей озлобью, будто силились сплюнуть в него свой последний, предсмерт­ ный крик, последнее, страшное проклятье. Головы... Головы... Головы... Пустые глазницы одной из них вдруг расплывчато выпучились на него своей черной пустотой, и чуть было не вскрикнул Иван от ужа са , но горло ему сжало, он задохнулся, а голова отдалилась, злорадно и гордо, пустые глазницы ее, сочащиеся густой исчернью, заволокло легковатым дымком, будто их окадили кадилом, она становилась все меньше и меньше, словно не отдалялась, а таяла. Казалось, через мгновение она исчезнет совсем, но она вдруг резко, стремительно прикачнулась к Ивану, к самым его глазам, и замерла пе­ ред ним. Он узнал ее... «Не царь ты! — четко, явственно выговорила голова. * Не таким должен быть православный царь!» Вскинулся Иван, приподнялся на лавке, замер, прислушался... 1 о- лоса не было, но не было и тишины, не было и той мучительной замер- лости, которая всего мгновение назад давила на него своей могильной тяжестью. Глухо грюкал незакрепленным ставнем ветер, на улице громко, протяжно ‘перекликалась стража, где-то в неопределенном мес