Сибирские огни, 1976, №5

свою правду,— по-прежнему тихо и как бы в смущении выговорил Ф е ­ доров, осторожно взглянув на посветлевшее лицо Ивана.— Но в ту прав­ ду его никто бы не поверил и не принял ее... Потому он принес себя в жертву, и потому в него верят и следуют его заповедям. — Да... Христос принес себя в жертву...— Иван раздраженно соп- нул, ерзанул на лавке, взгляд его стал жестким, недобрым и в то же время как будто растерянным или беспомощным. Чувствовалось, что слова дьякона задели в нем что-то такое, чего он явно не хотел касать ­ ся.— Но мира он тем не переделал. И кто ведает, не лучше ли ему было поразить всех своих врагов и силою утвердить на земле добро и правду?! — Тот, кто посылал его, тот ведал, что лучше... — Ну пусть, пусть!! — вскочив с лавки, вызмеил Иван над дьяко­ ном гневные руки, забыв в этот миг и о своем человеческом, и о своем царском. Федоров тоже тотчас поднялся с лавки, приклонил пред Иваном голову. — Правдорадетели!.. Наставники в добре и благоутишии! По слу ­ шаешь вас — апостолы! Слово у вас к слову, мысль к мысли, не сбить вас, не смутить... Во всем вы изведаны, искушены, всему у вас есть объяснение, всему ответ, будто высшим провидением движитесь! Благо ­ образны, просветлены... Прямо святые угодники — вот-вот чудеса учне- те творить! В с е г д а ,4у каждого народа были и есть таковые мудрецы, сбивающие его с толку, сулящие ему бог весть какие благости, вопию­ щие о добре и справедливости, прельщающие людей всяческою несу­ светицей... Раем земным! Помню, како ты праведнически возмолвил мне, что, деи, я повелел мужику едино мытариться и спины не разгибать от трудов непрестанных и что, деи, оттого Россия темна, убога и неве­ жественна. Все вы думаете так! Вы узрели окрест себя худое, неправое и вот уж возмнили в своей умственной слепоте, что постигли весь мир и все, что в мире... Но вы забыли, как написано в книге Исуса, сына Сирахова: «Не есть мудрость знание худого!» Я повелел мужику мыта­ риться и не разгибать спины, а вы бы хотели иного... Вы б хотели, чтоб я дозволил ему на печи облеживаться, брюхо набивать да меды жба- нить! Хотели бы, понеже сами — мужики, и все ваши помыслы, все ва ­ ши филозофии — едино о сытом брюхе! Но Россия сперва должна стать великой, а потом уже сытой и свободной! Великой, слышишь меня?..— вдруг резко оглушив голос, почти шепотом, с мрачной истомой дого­ ворил Иван и смолк. Федоров стоял, все так же приклонив голову,— недвижный, как з а ­ каменелый, казалось, и не слышавший Ивана, отрешившийся от всего на свете, но как раз эта его неподвижность, эта кажущая ся отрешен­ ность и выдавала в нем то громадное напряжение его души, с которым он встретил сейчас самое тягостное, самое страшное для себя — мол­ чание Ивана. Оно требовало от него ответа. — Что ж е молчишь... дьякон? — Коли дозволишь, государь... — А не дозволю, так что — думать не будешь? — Ежели Россия не станет сытой и свободной, она никогда не с т а ­ нет великой,— тихо, но твердо выговорил Федоров. Иван о стался невозмутим, только мрачно насупленные брови его то ли испуганно, то ли смятенно дрогнули. — Ты... настоящий муж, дьякон,— сказал он холодно.— И, должно быть, жизнь свою проживешь не зря...— Он помолчал, глаза его, впе­ рившиеся в дьякона, жестоко сузились.— А отступись ты сейчас... гнить бы тебе в темнице. Ибо отступников я ненавижу пуще, чем врагов.