Сибирские огни, 1976, №5

— Прав? — опешил Иван и смутился, совсем как мальчишка, на- мнивший себе излишних страстей .— Тогда пошто... скажи , пошто... все мы (со страшным усилием выдавил Иван из себя это «мы») поступа ­ ем так? — Живет, государь, в человеке извечная ж аж д а добра... Всяк ж аж ­ дет обрести его, пусть не в себе, но в иных. Понеже тяжко, государь, жить со злом — и со своим присным, и, пуще всего, с чужим. Вот всяк и прилежит о добре, кто и делом, а кто лише словом. Не каждому веди дано достать истинного добра!.. Но каждый верит, что, может быть, то, чего не удалось ему, удас т ся другому, что, может, другой окажется сильней, стойче, честней,, истинней. Потому отец наставляет сына в добре... пусть не образом души своей, но хотя бы словом, ибо писано: не удерживай слова, коли оно может помочь. Человек верит, государь, и хочет верить, и будет верить, что истинное добро достижимо. Он не искрен в добре, но искрен в желании его. — Вот, вот истинное во всем слове твоем,— нахмурился Иван, в нетерпении выслушав долгий ответ Федорова .— В желании добра, и, как преже рек, не в себе, но в иных... В иных токмо! Понеже в себе самом, своего присного добра никто же не хочет и не ж аж д е т иметь! Своим присным добром не проживешь, а чужим проживешь! И всяк, всяк ве­ дает сию нехитрую истину. Иван еще сильней нахмурился, понурился и принялся ра схажива ть по палате взад-вперед, изредка поглядывая на молчавшего Федорова, пристально так поглядывая и настороженно, словно боясь, что тот вдруг куда-нибудь денется, исчезнет, и он не сможет высказать ему всего, что надумал. Федоров молчал и тоже изредка посматривал на Ивана. Взгляды их иногда встречались, и тогда каждый из них торопился первым о т ­ вести глаза в сторону: Федоров по вполне понятным причинам — ему как холопу не дозволялось смотреть в царские глаза, а И в а н — Иван стремился спрятать свое царское, не выпинать его перед дьяконом, с т а ­ рался ослабить его, приглушить, отстранить от себя, заслонив своим человеческим, и тем самым как бы уравнять дьякона с собой, чтобы иметь возможность на равных вести с ним спор. — Человек — яко тот волк алчный!.. Все норовит вырвать у другого из пасти кус, не то вовсе пожрать ближнего своего,— ска зал Иван, останавливаясь перед Федоровым , сказал твердо, решительно, у б еж ­ денно — и спокойно, как о чем-то давным-давно известном,— И добро ему потребно токмо в других, чтобы легче было у них тот кус вырывать! — Прости, государь,— тихо сказал Федоров, опуская глаза, и от этого тихого «прости», о т покорно опущенных глаз, м ежду ними опять пролегла разделяющая их пропасть,— Прости, но то голос надсаженной души твоей. То не голос разума... Не может думать т ак человек. Иван хмыкнул и отошел от Федорова, нехотя отошел, и как будто д аж е с сожалением, словно хотел, но был бессилен еще хоть на мгнове­ ние продлить ту короткую, уравнивавшую их .близость, разрушенную дьяконом. Отошел и, не оборачиваясь, сквозь суховатый смешок сказал: — Экие вы все попы! В ам речешь: баба!.. А вы: дьявол во плоти! Вам кукиш под нос, а вы: свят, свят!.. «Не может т ак думать чело­ век!» — передразнил он Федорова .— Не может — и вся ваша мудрость! Не прелюбодействуй! Не убий! А он думает... человек... Прелюбодейст­ вует! Убивает! И пошто?.. Пошто? По то, что господь заповедал сие человеку истинному, совершенному духом и разумом , чистому в начале своем, как его задумал он и создал. Вот какому человеку вещал гос­ подь! Но где тот человек? Где нынче на земле тот человек, коего бог соделал образом бытия своего? Где он, тот, кому быть начатком его, божьих, созданий? /