Сибирские огни, 1976, №5
уж е одолел свою растерянность, и та невольная, подсознательная по винность, что низвела его до искупительного раболепства, и робость, ко торую он всегда испытывал перед Иваном , уж е сменились в нем прос тым и спокойным достоинством, в котором его человеческие слабость и твердость были теперь на равных. — Мысли твои... горазды, дьякон,— выговорил с растяжкой, жестко и холодно Иван, и чувствовалось — через силу, наступив себе на душу, которая никогда не со глашала сь и не могла бы согласиться с тем, с чем согласился его ра зум .— Однако будущий государь может им не внять, а нынешний — не простить их! — В з гляд Ивана стал еще острей и в пытливой прищурности его поубавилось омягчающего лукав ства , но о с т рота эта не была ни злой, ни угрозливой — в мудрые глаза холопа ж е стко и властно смотрели такие ж е мудрые глаза царя.— Нешто не ве даешь ты про се? — Ведаю , государь... — Пошто же не спрячешь, не удушишь их... как иные, что окрест тебя... и меня? Иль мнишь, что цари снизойдут до твоей правды? — Нет правды моей... либо твоей, государь,— сказал тихо Федоров, потупляя взор, то ли повинно, то ли опасливо, пряча от Ивана неволь ную дерзость своих глаз.— Пр а вд а ничья. Она единая, святая, как бог! — У сильных — сильная правда, у слабых — слабая ,— отрубил Иван.— Что твоя правда-истина, коей ты потчуешь царевича разом со всеми грамотическими премудростями? В чем суть ее? — напряг голос Иван.— В извечном стремлении к добру и справедливости?! А государь не должен быть справедливым. Д а ! Го судар ь должен быть правым,— опять отрубил Иван.— Перед богом, перед отечеством... Правым в пу тях своих, в з адум ах , в свершениях. И тогда все дозволено ему и все простится! — Ежели гос ударь будет справедливым , он будет и правым. — Нет! — непримиримо мотнул головой Иван .— Справедливость — се отступничество от правоты своей. Ибо справедливость требует от меня воздавать должное и неправым, и недругам... А кто воздаст должное мне, правому? — Справедливые и чтящие тебя, государь. — Ч т ящ и е ? !— вздернулся Иван .— Не те ли, о коих писано: при ближаются ко мне устами своими и чтут меня языком?.. В гл аз ах Ивана вновь появилась лукавинка, надменная и злая. Он посмотрел на Федорова так, будто знал, что тот ответит ему, и, упредив его взглядом, взглядом же до сказал ему все, на что не хотел тратить слов. Федоров не решился дальше во зр ажат ь ему, покорно замолчал. Царевич, почуяв, что может нынче увильнуть от занятий, отодвинул от себя книгу, вылез из-за стола, подошел к отцу, с наивной детской хитроватостью, ж ел ая подольститься и рассчитывая на его отцовскую л а с к у и благосклонность, приткнулся головой к его руке. Иван ласково потрепал его густые русые вихры, но сказал ему строго, с укором и неодобрительностью, не столько, однако, журя его, сколько наставляя: — Не гораздо, царевич!.. Нерадивость твоя постыдна. Ты — цар ский сын, наследник престола. Т ебе не пристало, подобно холопам тво им, потакать своей лени и закосневать в первородном невежестве, как истинно рек т у т тебе отец-дьякон. Р а з ум твой должен быть крепок и знаниями различными довлеть обременен. То гда воля твоя будет креп ка и пути тверды и ясны. Ты должен знать все, что знают твои холопы, и более, чем знают они, чтоб и самым ученым холопом ты мог править, принужая его сл ужи т ь тебе тем же самым оружием, которым тот б уд е т пытаться противиться тебе. Уразумел ты меня, сын? — Д а , тять... — А теперь ступай. Повольготствуй нынче...
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2