Сибирские огни, 1976, №5

глядя себе под ноги, спокойно лег на лавку, приплюснулся к ней, замер, как неживой. Махоня наклонился над ним, намереваясь прихватить ремешками его руки, но Малюта не дал, подложил руки под голову, глухо сказал Махоне: — Иных будешь вязать, вередливых... — Д уш у бы клал на лавку,— крикнули громко и зло из толпы,— коли хочешь искупиться! — Нет, тело кладет!.. — Мясо! — с выхохотом подкрикнул кто-то.— Д а что засело в кос­ тях, того из мяса не выколотишь! — Неудачлив ты...— вовсе присев перед Малютой на корточки, ска ­ зал с ласковым сочувствием Махоня.— Скорбен я ноне, и рука у мене слаба... Не б удя гораздого бою. Малюта не ответил... Махоня выпрямился, размотал с руки плеть, маханул ею несколько раз по воздуху, расправляя ее и пробуя руку... — Ну-к покаж-ка ему, Махонь, отчего наш бра т мужик семь раз на году линяет,— снова крикнули из толпы. — Батожье — создание божье,— спокойно, бесстрастно, с призыв­ ной смиренностью присказал кто-то,— должно быть, монах или поп. — Ей-ей, святой плеточкой да по окаянным телесам! — тут же яро, глумливо подпряглись к смиренной притче. — Скорбен я ноне,— как бы винясь, сказал в толпу Махоня.— Братца маво...— В носу у него опять захлюпало, он жалобно пересопел- ся, пережмурился, сдержал слезы, скорбно вздохнул.— Рука ослабла. — Но-но, Махоня!.. Взбодрись-ста, рюма! Табе плотницких ноне к а ­ р а т ь !— прикрикнули на него из толпы — должно быть, мясницкие, соб ­ равшиеся поглазеть на ра справу над плотницкими.— Взыщи с них, ока ­ янных, Рышкин живот! — Взыщу, бр а тя ,— привсхлипнув, пообещал Махоня... Малюта сошел с помоста уже не так твердо, как взошел на него. Раскоряченно, грузно, с истомной медлительностью, как будто сама земля отягощала его ноги, переступал он через ступени и, казалось, не чаял дождаться их конца. Подьячий кинулся помочь ему, но Малюта зло оттолкнул его, набычился и, еще тяжелей вгрузая ногами в ступени, спустился на землю. Стал , набычившийся, неподступный, мучительно силясь вдохнуть полной грудью... Вздымающиеся лопатки, казалось, сдирали с его спины и тянули вверх за собой взбухший, сукровичный пласт кожи, и боль заставляла его опускать лопатки. Но он все-таки превозмог боль, вдохнул, тягуче, надрывно, с яростной силой, как будто отнимал этот вдох у кого-то другого, и вдруг улыбнулся — мирно, о б ­ легченно,— и было это так неожиданно и страшно, как если бы вдруг улыбнулся мертвец. Сава, скорбный, обникший, с гримасой обреченности на синюшно­ бледном лице, поднес ему его одежды и замер перед ним в каком-то жутком, исступленном восхищении. — Вот и расквитал нас с тобой Махоня,— сказал Малюта, прини­ маясь надевать на себя одежду,— Осталось и тебе, чтоб ты н а ’то ума себе впредь купил. Ввек гебе не забуду! — вышептал истово Сава, еще исступлен­ ней вперяя в Малюту свои восхищенные глаза. — То уж блажь,— насупился Малюта .— Помни паче заповеди да царю не вини более. Не то быть тебе у меня на взыскании, а я уж из тебя непременно бебехи вытрушу.