Сибирские огни, 1976, №5
их пути — подомнут, сметут с дороги и не остановятся, не оглянутся. На главных московских улицах — на Никольской, на Ильинке, на Варварке , в Кремле — простолюдин и вовсе был тише воды ниже тра вы: кругом боярские хоромы, Посольские да Иноземные дворы, один лишь вид которых судорожил ему поджилки, а перед их хозяевами он робел до немоты, до истуканства... И вот все разом изменилось — неузнаваем стал смерд: идет по ули це так, б уд то маковки на церквах считает; перед именитыми и глаз не смутит, с дороги не отвернет, а уж если и отвернет, боясь быть з ад а в ленным, непременно пошлет вслед проклятие — поненавистней, позлоб ней, еще и кулаком погрозит. Теперь у рва перед Кремлем и в самом Кремле (с возвращением царя Кремль уже не затворяли) от черни не протолкнуться— будто на гульбище сходятся они сюда. Дерзкие, глумливые, ни одного боярина не пропустят, чтоб не затронуть, не осмеять... На Дворцовой площади, в тридцати саженях от царских хором, ватажится чернь и без всякой утайки злорадными, искосными взглядами озырнвает именитых. В воскресный день в кремлевских соборах, что редко бывало ра нее — только после больших пожаров, уничтожавших на посадах при ходские церкви,— чернь торчит от заутрени до вечерни и не столько молится, сколько тешит себя присутствием в этих духовных вотчинах именитых. Бояре, бессильные пресечь эту злорадствующую вольность черни, стали реже ездить в Кремль, реже появляться на улицах,— в соборах кремлевских так и вовсе бывать перестали: даже пред ликом божьим не могли они осмирить своей вросшей нм в кости спеси. Мстиславский, видя такое дело, принялся стыдить их, упрекать, увещевать, только они не больно внимали его упрекам и увещеваниям. Боярин Куракин с брюзжащим негодованием рассказывал в Думе, как он, едучи на Земский двор, был заторен у Кузнецкого моста мужицкими телегами и битый час простоял на крутизне, моря лошадь, а когда наме рился поуправить лиходеев да нерастороп, эти же лиходеи на нем всю ш уб у ободрали и грязь в него метали. — Во т до чего дошло-то!..— праведнически возносил он руки.— От царя терпим, теперь еще от черни терпеть стать?! Со свету долой от такого!.. — Надысь ,— жаловались другие,— у Покрова пресвятой богороди цы на р в у 1 разгульными купами стояли и многие хульные слова изры гали на князей и бояр, мимо едучих. — А князю Сицкому кошку дохлую в возок вметнули. — Во т до чего дошло! — Без слуг опасно стало ездить. Того и жди — надругается чернь... — Верно — жди... Смута, вот она, как квашня пучится из них! — См ут у , может, и не утеют — учены уж, а голову издурна сымут. — Управы на них теперь под царем не сыскать. — Царю нынче все в угоду, что нам во вред. Д а пущай: сия палка о дву х концах. — Дивите вы меня, бояре,— спокойно выговаривал им Мстислав ский, наслушавшись таких разговоров.— Бороды сивы, а послушать вас — б уд то вчера на свет родились. Нешто впервой чернь мутится, впервой камни в нас мечет?! Лихое племя!.. Темное, дурное, необуз данное... Не будь нас, они б на боге вымещались, на святынях живона чальных.- понеже утроба их — сие и разум их, и совесть, и вера. е истины они жажду т, не света — хлеба насущного! Они и в господе на• . П о к р о в а п р е с в я т о й б о г о р о д и ц ы на р в у - х р а м Покрова, ныие Василия Блаженного. 7. Сибирские огни № 5.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2