Сибирские огни, 1976, №4

Многое мне стало понятно из контекста золотой польской осени, из пулевых выщербин на вроцлавских стенах, из вечно живых цветов на мо­ гилах советских воинов, из прекрасных картин, скульптур, гобеленов, по­ даренных в фонд восстановления Королевского замка в столице Польши варшавскими художниками. В контексте Старого Мяста пронзительно зву­ чали немногие остатки старых зданий, вмонтированные, вживленные в новые дома, как две капли воды похожие на то, что было с животной не­ навистью разрушено немецкими фашистами. Все это не требовало здесь перевода. Не требовало перевода скольжение лебедей по вроцлавскому пруду, синее и общее для всех людей небо. Без переводчика был понятен могучий шелест каштанов у Вавельского « замка в Кракове и торжественная красота Марьяцкого костела. Ничего не надо было для душевного понимания чувств дружбы, солидарности, кров­ ной близости. В контексте встреч с вроцлавскими поэтами дошел до меня естествен­ ный, точный и единственный — в применении к жизненному движению и к творческому пути — смысл польского слова «просто». Просто, значит — прямо. В магазине русской книги в Варшаве мне очень хотелось купить кни­ ги А. И. Смердова и А. Л. Коптелова — вот, мол, привез из Польши) — но, подумав, я решил не лишать кого-то из зарубежных читателей радо­ сти знакомства с сибиряками, ибо понял, что именно радость поляки ис­ пытывают от знакомства с сибиряками. 2 . В те дни, когда наш друг, вроцлавский литератор Казимеж Кошутский, лучше нас умеющий (особенно на польском языке) рассказы­ вать сибирские легенды, наконец-то был принят в «почетные сибиряки»; в те самые дни, когда прекрасная поэтесса и суровая руководительница дру­ жественной вроцлавской писательской организации — Уршу- ла Козьол — наконец-то поверила, что одна из алтайских рек названа именно ее именем; во все те дни, когда время и пространство тонули в изящном европейском дожде, располагающем к длительным дискуссиям за чашкой доброго чая и коктейлем из дыма сигарет «Клубове» и «Кармен»; все время я не переставал помнить, что совсем рядом с Вроцлавом, осо­ бенно по нашим понятиям, в городе Ополе живет мой товарищ, поэт, прекрасный человек, главный редактор журнала «Ополе» — Ян Гочол. И, еще не встретившись с ним, я уже говорил с ним, ибо земля челове­ ка, его родина — только она может сказать самое главное, если не все, о своем сыне. Я знал стихи Яна Гочола, но они — прочитанные — все рав­ но оставались во мне нераскрытой книгой. Мой взгляд скользил по его строчкам, подобно тому, как скользил бы плуг по полю, не оставляя за собой борозды. Где мне стали понятны стихи твои, Ян?.. Не там ли — на Свя­ той Горе в окрестностях милого городка Собутка, среди си­ ней и золотой славянской осени, на месте древнего славянского капища, у каменного ритуального медведя, украшенного символом языческого солнца, когда директор Вроцлавской народной библиотеки пани Флора Домбровская и вместе с нею вся польская флора — засвидетельствовали, лучезарно улыбаясь, нашу встречу с медведем, сказав, что уже ради это­ го стоило подыматься на,.Святую Гору и взглянуть на неоглядные просто­ ры Дольнего Шлёвска. Где ожили и заболели в моей душе твои стихи, Ян?.. Не там л и— на деревянном полу у кирпичной стены всемирно из­ вестного театра-лаборатории Ежи Гротовского, когда рядом был слышен стук человеческих сердец, не актерских — человеческих) — они не игра­ ли, они жили, спрессовывая в минуту целые судьбы. Это был не спек­ такль — это были сами страдания любви и честности человеческой на том