Сибирские огни, 1976, №4

менные, неизбывные в своей терпимости и стойкости, неуязвимые в сво­ ей заурядности, хитрые своей бесхитростностью и страшные своей жи­ вучестью. Унялся хохот в палате, да не унялся Хилков: пошел он тормошить да пинать под бока поулегшихся на полу вдоль стен, истомившихся от хмеля и бессонья гостей. Следом за ним увязался Салтыков. Сам-то вот только-только в себя пришел царский оружничий... Дюжий хохот бояр пробудил его, а то ведь дрых боярин на столе, ткнув холеное лицо свое в кучу рыбных объедков. На бороде вон так и осталась прилипшая чешуя... Хилков сапожиной под бок, а то и в сурло прямо (потешней — в сурло!), а Салтыков зловещим громом: — Так-то царя встречаете!.. Вскинется бедолажный от этого покрику, как ошпаренный,— в гла­ зах ни сна, ни хмеля... Все улетучивается вмиг! Жуть закатывается под веки, рот немотой сводит — рожа от страху и. растерянности по шестую пуговицу вытягивается, а Хилков с Салтыковым за животы... Всех поснувших переполошили в палате, один лишь князь Юрий — убогий царский братец, свернувшийся калачиком на троне, куда он в блаженной простоте своей перебрался подремать после ухода Ивана, не проснулся от глухоты своей. Князь Дмитрий Иванович Вишневецкий, с простецкой казачьей бес­ церемонностью умостивший свою лохматую голову меж золотых блюд л чаш, прокинулся от дурных покриков Салтыкова, недоуменно порыскал глазами по палате, соображая что к чему и, видать, до конца так а не поняв всего происходящего, опять опустил голову на стол. — А'Что, князь,— подавшись к Вишневецкому, негромко сказал Мстиславский,— у Жигимонта так ли вольготно на пирах? За царским столом лишь Мстиславский да Левкий остались сидеть как сидели — и глаз-то не смежили... Невозмутимый и даже какой-то отрешенно-величественный сидел Мстиславский. Царю бы так сидеть!.. А Левкий, этот оволчившийся лис,— и сидел волком. Темрюк не вынес его соседства, ушел в Святые сени — будто прохладиться, но возвра­ щаться в палату, однако, не поторапливался. — Иль паны-шляхта на пирах все боле крулевым курвам угожда­ ют?— вновь спросил Мстиславский, видя, что Вишневецкий только пере- морщился от его первого вопроса. Челяднин, пристойно подремывавший рядом с Мстиславским, тоже открыл глаза... Должно быть, он расслышал слова Мстиславского и не стал скрывать этого, не стал теперь уже прикидываться дремлющим. — У Жигимонта, шановный князю, паны панами, а блазни'— блаз- нями! — ответил язвительно Вишневецкий.— Через то он и нищ — круль- то... Трех коп грошей не сыщется в его скарбне !..2 — с заумной рассуди­ тельностью добавил он, насмешливо засматривая в глаза Мстиславского и Челяднина.— Во йому за единое дело на две стороны расплачиваться тшеба... На одну сторону — панам, на другую — блазням! Како ж того скарбу настачишь3? А на Московии, гляжу я, бардзо добрый та разум­ ный у государя ужитэк4... У него и паны, и блазни — в едином лице. Мстиславский как-то странно улыбнулся, зыслушав Вишневецко­ го,— не то согласно, не то сожалеюще, и переглянулся с Челядниным. Челяднин уныловато и тяжело вздохнул, устало смежил глаза. — Злословен ты, князь,— с мягким укором проговорил Мстислав­ ский. 1 Б л а з н и (п о л ь с к .)— шуты. 2 С к а р б н я — от польск. скарб — казна. 3 Н а с т а ч и т ь (польск.-укр.) — им еть в достатке. 4 У ж и т э к (польск.) — уклад, правило.