Сибирские огни, 1976, №4

Есть иная заповедь, истинная, непреложная: зри, свет, который в тебе, не есть ли тьма? Вложи сию заповедь себе в душу!.. — Преимущество мудрости перед глупостью, как света перед тьмою, и у мудрого глаза его — в голове его, а глупый ходит во тьме. Сие та кож истинная и непреложная заповедь, государь!.. — Сердце мудрых — в доме плача, княжич, а сердце глупых — в доме веселья,— с прежней щадящей назидательностью, но уже сурово и неприязненно бросил Иван.— Я позвал вас на пир, на веселье, дабы почтить и потешить вас, да вовлек ты меня, княжич, в нудную беседу... Проповеднику уподобился я... скучному, хоть и терпеливому... Поглянь, все уж истомились от нашей беседы... И я истомился... — Стало быть, государь, не благословишь ты меня... и не отпустишь в иноземные школы? — Не пущу! — тяжело и безжалостно сказал Иван.— Не пущу, княжич!..— Голос его напрягся, стал холоден и властен — ничего добро­ го уже не сулил он.— Ученость твоя, умудренность — чем она обернет­ ся? Во многой мудрости много печали... Нешто мало скорбей на земле нашей, у племени нашего?.. И от мрака нашего скорби наши, но и от мудрости також... Мудр наш народ, крепок его разум, дерзок, кощун­ ствен... Ты тому прилог не гораздый ли?!. Без наук, без иноземных школ — вон како разум твой ополчил тебя супротив самого святого — супротив заветов отних!.. Кличет он тебя в чужие земли не для того, чтобы пора­ зить врагов наших, не для того, чтобы вызволить из плена вотчины на­ ши древние и братьев христиан наши:... Корыстен зов разума тзоего! — с негодованием выкрикнул Иван и, как будто сорвав голос от этого вы­ крика, перешел на шепот: — Кличет он тебя ради преходящего, суетно­ го, скорбного./. Куда повлечет твою душу твой изощрившийся разум?.. Что закоренится в ней?.. Добро или зло? Не уподобишься ли ты иным вельми ученым мужам, иноземные школы прошедшим и нашим пожа­ лованием и добротой нашей призретым, но супротив нас же, государей, и навострившим свой кощунственный и дерзкий разум?! — Иван с над­ рывом привздохнул, натопорщил плечи, сильней сжимая себя сплетен­ ными на груди руками... Как будто зябко ему стало или страшно.— Му­ жи те презело просвещенны были... Мудры... Нам, грешным, позавидо­ вать стать мудрости и просвещенности их. Мы их служить призывали, польз и добродетелей от них ждали, уповая на их великую просвещен­ ность... А они, душу с разумом в разладе держа, в негодном и дерзком измышлялись... Писания обличительные составляли... И не было бы ве­ ликой беды от тех писаний, да попадают они на глаза темным и глупым людям... Мудрый мудрому не указ, не светоч, ибо всякий мудрый себе на уме, а глупый уловляется сетями мудрых. И возмневает глупый себя прозревшим, и починают кипеть в нем страсти, и приключается беда... Великая беда!.. С кровью, с муками, с изуверством!.. Сын подъемлет руку на отца... брат на брата... христианин на христианина... Умножаю­ щий познания, умножает скорбь. — Истинно, государь,— качнул подобострастно головой Варлаам. — Досель, однако,— возвысил голос Иван,— все больше иноземцы, пришельцы от чужих языков, смушали русскую душу своими мудрова­ ниями и ересью... Явился в бытность деда нашего из Киева в Новыград ученый иудей Схария и пустил по русской земле злую поветрь — ересь жидовсгвующую... И многие в ту ересь поползнулись. Чему учили смрад­ ные?!. Троицу святую единоначальную отвергать, Исуса Христа, бога нашего, богом не почитать!! А после явился на нашу землю гречин Мак­ сим, инок афонский, отцом нашим призванный на доброе дело— книги святые греческие нашим языком переписать. И на что вознамерился пришелец тот афонский, навостряемый умом своим, науками извращен­ ный?!. Книги служебные исправлять по своему разумению и почину да,