Сибирские огни, 1976, №4
ной чаши, и повелел подать заздравную чашу в две четверти. Думал, что такую-то уж чашу Воротынский не одолеет!.. Но Воротынский одолел громадную чашу, получил от Ивана кубок, да вот только на лавке не усидел: пришлось слугам вытаскивать его из-под стола, тащить прочь из пллаты, на улицу, откачивать да везти в поганой телеге домой. Сраму до был тогда воевода больше, чем почета! А среди меньших один лишь дьяк Василий Щелкалов неизменно по казывал на всех пирах дно заздравной чаши, чем и привлек к себе цар ский взор... Пошел дьячина в гору, быстро пошел, .и потому еще, что не только в питии хмельного зелья ловок был, но и кое в чем ином!.. ' Нынче тоже не отступился Щелкалов,. хотя нынче как никогда долог был путь чаши к нему, и он успел уже изрядно подпить, пока дождался своей очереди... Приняв чашу, он попросил виночерпия наполнить ее до верху и, как обычно скромно, обратился к Ивану: — Дозволь, государь, мне, дерзкому, осушить сию чашу во здравие твое, во славу твою, во многие лета твои! Иван согласно кивнул головой; Щелкалов слегка пораекланялся и, обметнув палату быстрым взглядом, уткнулся ртом в край чаши. Пил он ДОЛ1О, мучительно... В уголках его губ то и дело выступали алые, пени стые ка.пли и медленно текли по бороде — казалось, что не пьет он, а за талкивает в себя что-то острое, ранящее его... Осушив чашу, он показал ее дно царю и изнуренно, не имея уже сил раскланяться, опустился на лавку. Глаза его уродливо выпнулись из глазниц, остекленели, рот, пол ный алой закипи, перекорежило судорогой. Он тяжело и хрипло дышал, покрываясь сплошной испариной. Тяжко далась ему ныне заздрав ная чаша! Иван смиловался над ним, послал ему кубок без вина и повелел принять его сидя. Щелкалов попытался было поблагодарить Ивана, но из е о судорожного, рта не вырвалось ни одного мало-мальски внят ного слова. —г Оставь свои потуги, дьяк,— сказал весело и потешенно Иван,— того и гляди обблюешься иль вовсе помрешь!.. Исхабишь нам пир!.. По то ль мы тебя пожаловали?! — Иван издевательски хохотнул,— Испро- сталось чрево твое, дьячина... Чарочки тебе пригублять отнеле!.. Не суй ся в волки с телячьим хвостом! Иван, посмеявшись над Щелкаловым, оставил его в покое... Вспом нился ему другой питок — боярин Хворостинин, выпивавший полведер- ную заздравную нашу как чарку и заедавший ее целой головкой редьки, что тоже было немалым дивом. Бывало, как начнет Хворостинин хрум- теть редькой, пережмуривая в блаженстве наливающиеся слезами глаза, так у многих от этого хрумта такие корчи начинали проскакивать по ли цам, что, казалось, будто их живьем сажают на кол. Вспомнив о Хворо- стинине, Иван вспомнил и о его сыновьях, спросил — призваны ли они на пир? — Призваны, государь,— ответили ему стольники,— В Святых сенях обжидаются, чтоб челом тебе ударить. Иван повелел кликать их в палату. Братья Хворостинины вошли в палату несмело, поочередно... Первым переступил порог Андрей — старший из братьев, за ним — Дмитрий, за Дмитрием — Петр... Так же поочередно они поклонились Ивану. Иван позвал их к своему столу, и опять братья двинулись друг за дружкой... — Вижу, в истинном законе взрастил вас отец ваш,— сказал Иван с удовольствием, когда братья приблизились к его столу и вновь пооче редно поклонились ему.— Назовите свои имена и скажите мне все, что желаете сказать. — Меня кличут Ондреем, государь, брата моего пагодка — Дмитрш ем, а меньшого нашего кличут Петром, государь,— за себя и за братьев
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2