Сибирские огни, 1976, №4

— Пусть подымутся,— сказал снисходительно Иван, скрывая доса­ ду.— Я не волен чинить им зазрение!.. Не по умыслу, верю, нарушили они древний обычай, преклонив свои колена... Иван подождал, пока нищие все до одного поднялись с пола, обод­ ряюще улыбнулся им и назидательно, с тонким двуемыслием выговорил: — Впредь же пусть ведают: им не перед кем тут преклонять коле­ на! Я — государь их и слуга единочасно!.. Ибо служу я не столу свое­ му, а земле своей и народу своему!.. И венец мой — лишь тяжкий жре­ бий, выпавший на мою долю! Лишь тяжкий жребий,— скорбно, со сле­ зой, повторил Иван,— и более ничего... % Кто-то из нищих вдруг всхлипнул— с тревожной, отчаянной жалоб- ностью, и скорее от страха, чем от Ивановых слов... — Пусть подойдут,— тихо, отрывисто сказал Иван. Юрьев сурово поманил нищих к царскому столу. — Чаши им!.. Вина!..— повелел Иван.— Пусть Русь пьет сама свое здравие! Резкий нетерпеливый голос его выдавал таившуюся в нем досаду. Стольники роздали нищим чаши и ковши, взятые с поставцов (даже за боярскими 'Столами не было столь дорогих чаш и ковшей.!); виночерпии поднесли им вина... — Пейте... братия! — ласково и властно сказал Иван.— Пейте свое здравие!.. И будет то здравием Руси нашей матушке! Нет тут иных, до­ стойных испить за Русь чашу! Я, государь ее, також не достоин! Ибо че­ рез слабость мою, неразумность и доверчивость Русь была в держании недостойных! И сколько бед познала она от их держания!.. Чем искуп­ лю я, презренный, страдания ее?!. Иван сурово и зло вздохнул, потупился... В палате вновь стало ти­ хо— недолго порадовались царской затее... Вон как обернул он ее!.. Нищие покорно припали к ковшам и чашам, усердно и осторожно, боясь и жалея пролить хоть каплю, опорожнили их. Снедь на столах неудержимо манила их голодные глаза, но стольники, только что с та­ кой услужливостью поднесшие им чаши и ковши, не поторопились под­ нести им еду. Предупредительный взгляд Юрьева вовремя остерег сооб­ разительных прислужников. — Радуюсь вам, братия, — печально и как-то отрешенно улыбнул­ ся Иван.— Радуюсь и завидую... Убогости вашей завидую!.. Сказано убо: довольствующийся малым пребывает в покое. Но... у каждого своя судьба.— Он медленно, с прорывами втянул в себя воздух, улыбка со­ шла с его лица, осталась одна отрешенность.— У каждого свой крест! — То святая правда, государь,— вдруг выговорил один из нищих — тот, что первым вошел в палату. Выпитое вино уже разлилось багровы­ ми потеками по его лицу, и первый напор хмеля, видать, поубавил в нем страху.— Доля, что божья воля! Никуды от нее не подеться — ни тебе — царю, ни последнему псарю. Что судьбой сужено — то богом дадено. Всякая судьба есть божье вознаграждение, ибо солнце сияет на благие и злые.... — Мудро ты речешь, старец... — Так в народе речется, государь... Мы своими дорогами ходим, ради Христа милостыним... Кто хлеба краюху подаст, а кто доброе сло­ во скажет, бо не хлебом единым жив человек, но добрым словом такожде. Иван быстро, в злорадном нетерпении потянул со стола свою чашу, прихлебнул из нее — раз, другой, третий и так же быстро, нетерпеливо, хищно слизал с губ алую мокроту... — А что еще речется в народе?.. —»■ Всякое, государь... И мудрое и глупое, и доброе и лихое. —: А про меня что рекут?