Сибирские огни, 1976, №4

то вживленные в саму душу, тянулись от каждого сидящего в палате к его рукам, к его глазам, и каждый его взгляд, поворот головы, улыбка или нахмуренность, каждое его слово, каждое его движение дергали, дергали, дергали эти впившиеся в душу нити и изводили, измучивали, исступляли, как боль, от которой невозможно было избавиться. Было вдоволь и поесть, и попить: чего ^уша желала — все было на столах!.. Сулилась и великая потеха — по приказу царя были скликаны скоморохи, гудцы, плясуны, медвежатники, однако каждый сидел как на раскаленных углях: суровый вид царя, возвышающегося над ними наподобие верховного судьи, отбивал охоту и к яствам, и к питью, и к потехе... Каждый с большей охотой хлебал бы сейчас пустые щи у себя дома — в тиши, в покое, только бы не видеть этой зловещей фигуры, восседающей на золотом троне, и не чувствовать в своей душе разверза­ ющейся пустоты и озноби, которые вряд ли можно было ■заполнить и отогреть вином. Необычен был царь, ох как необычен!.. И неузнаваем, как будто приживил он свое лицо к кому-то другому и стал многолик, и душа его стала двоякой, и еще более непонятной, еще более страшной! В поход уходил одним — вернулся совсем-совсем другим!.. И — этот трон на пи­ ру!.. Только простодушный поверит, что поставлен он ради того, чтоб ему своего государского чина перед иноземцами не уронить. Знает он сам, что не так уж их много — простодушных, потому и повелел поста­ вить вместо лавки трон — для своих повелел: своим, а не иноземцам хо­ чет показать свой чин и грозу! Или — его одежда!.. Когда еще так пыш­ но облачался он?! На посольских приемах, случалось, сиживал в простом кафтане, без барм1, и без венца, и без посоха, а тут обрядился в кабат 2 из венецейского петельчатого оксамита, шитого пряденым золотом, по­ верх кабата — золотое оплечье с финифтью, все в яхонтах, в изумрудах, в рубинах, обязь3, осыпанная бирюзой и алмазами, с Тохтамышевой жемчужиной на пряжке... Знаменита была жемчужина, сверкавшая на Ивановой обязи. Ког­ да-то она принадлежала золотоордынскому хану Тохтамышу, который носил ее в глазнице, вместо выбитого в одном из сражений глаза,— так велика она была!.. Велик был и Тохтамыш, свергший самого Мамая, и единственный из всех татарских ханов, кому удалось овладеть Моск­ вой и Кремлем!.. Велика была орда: Чингис-хан, Батый, Мамай, Тохта­ мыш, Ахмат, а осталось от всего этого — одна жемчужина. Еще отец Иванов, великий князь Василий, показывая эту жемчужи­ ну больно заносчивым иноземным послам, с гордостью и недвусмыслен­ ной назидательностью говорил: — Зрйте, сие все, что лишилось от Батыевой орды... А Русь как стояла, так и стоит! Иван, после покорения Казани, повелел было вделать жемчужину в казанский венец, предназначавшийся им для своего ставленника в Ка­ зани — касимовского царя Саин Булата, но потом передумал и приказал вправить жемчужину в пряжку своей обязи. Слов своего отца он не повторял, но когда требовалось напомнить о своем собственном величии и о величии Руси, он надевал обязь и ог­ ромная жемчужина бывшего золотоордынского хана лучше всяких слов делала это. Нынче тоже— не без умысла надел он свою обязь, и кабат, и оплечье!.. Всем, кого он созвал сюда в палату и усадил у подножья своего трона,— всем без разбору: друзьям — чтоб ободрить их, врагам — ‘ Б а р м ы — наплечные и нагрудные украшения великих князей и царей. 2 К а б а т — вид царской одежды , кафтан, надевавшийся в особо торжествен­ ных случаях. . s О б я з ь — драгоценный пояс, одна из великокняжеских или царских регалий.