Сибирские огни, 1976, №4
Три дня и три ночи, не затухая, пылали печи на хозяйственных дво рах, а Юрьев дрожал от страха — пожара ждал, боялся, что спалят Кремль ретивые кухоря, и даже упросил царя уехать на это время из Кремля в село Воробьево. Царь уехал, посулив отрубить ему голову, ежели случится в Кремле пожар, и все эти ночи, три ночи кряду, лишь только, тяжко измаявшись за день, забывался Юрьев недолгим, усталым сном, ему начинал сниться один и тот же кошмарный сон— горел Кремль, горел царский дворец, горели соборы, церкви, рушились купола, кровли, падали колокола, горели стены, стрельницы, горела земля, горело небо... ридел Юрьев однажды такое наяву — пятнадцать лет назад, когда вы горело все деревяннре в Кремле и даже в каменных соборах посгорели иконостасы, — и теперь ему снилось все точь-в-точь так, как это было тогда, и он вскакивал с ужасом, весь в ледяной испарине, мерцанье лам падки в святом углу разгоралось в его глазах до громадного зарева, и он бежал на крыльцо — босой, в одном исподнем, и только на крыльце, не высмотрев нигде огня и не вынюхав гари, чуть-чуть успокаивался и начинал молиться — рьяней, чем в церкви во время обедни. Внял бог его молитвам, верил Юрьев — внял, и потому на пиру горделиво рас сказывал, как он молился по ночам на своем крыльце, не без тайной надежды донести свой рассказ и до царских ушей. Но царь и без того оценил усердие своего дворецкого: еще до начала торжества, осмотрев приготовленную к пиру Грановитую палату, Иван послал ему бочонок редкого и дорогого вина — аликант, вывезенного из подвалов полоцкого детинца, а на пиру самого первого одарил яшмовым кубком в золотой оправе. Великолепен был кубок и цены — огромной!.. Такими дарами не часто удостаивал Иван даже порубежных государей, с которыми хо тел мира. Конечно, не одно лишь усердие вознаграждал Иван в своем дво рецком: Юрьев был братом его первой жены Анастасьи и приходился родным дядей его сыновьям от нее — царевичам Ивану и Федору, на следникам престола, и своим подарком, особой честью Юрьеву Иван не двусмысленно давал понять, что кровная связь рода Захарьиных-Юрье вых с царским домом по-прежнему будет возвышать этот род над други ми и даже рождение нового наследника не поколеблет положения рода его первой жены. Иван положил кубок в дрогнувшие руки Юрьева, скосился на него, кланяющегося земно, дождался, пока отдаст поклон, и обласкиваюше сказал: — Сулился я голову тебе отсечь... Отсек бы!.. Но в гроб тебя, боя рин, положил бы золотой. Радуешь ты сердце мое!.. Дай бог тебе пере жить и твоих и моих врагов! ...Иван сидел на троне — сам повелел Юрьеву ноставить в палате золотой басмяный 1 трон: званы были на пир иноземные гости — поляки и литвины с Панского двора, да английцы — с Английского2, и Иван ни в чем не хотел уронить перед иноземцами своего государского чина и грозы... Трон стоял на высоком помосте, устланном коврами, перед троном длинный, узкий стол, заставленный сплошь золотой посудой. Аршина на полтора возвышался царский трон и стол перед ним над остальными столами... Ивану видна была вся палата, и он был виден всем, и все в палате было во власти его жестов, его движений, его голо са, его глаз — быстрых, пронзительных, всевидящих глаз... Невидимые, но прочные, неразрываемые нити и неотторжимые, буд 1 Б а с м а — особый способ обработки металла тиснением. 2 П а н с к и й и А н г л и й с к и й д в о р ы — своего рода иностранные торговые представительства, существовавшие в то время в Москве.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2