Сибирские огни, 1976, №4

* * * Ничего со мной не сталось, лишь в душе, как в поле голом,- крона дуба распласталась вслед за ласковым глаголом. Да, не сталось, не случилось, лишь на краткие мгновенья речка приостановилась, слила наши отраженья. Ничего со мной не сталось — только время это — новым горьким с горле завязалось и невыплаканным словом. ВОСКРЕСЕНЬЕ В РОЗМЕЖИ Я вернулся в Розмежи. Розмежи — ржаное зерно, оброненное временем на зеленую карту в масштабе «почти ничего к миллиону». Тридцать верст от Ополе на юго-восток. Тут начало родного. Последнюю тысячу метров я шагами измерю от камня до камня, от радостной тайны — до тайны больной и печальной, до тайны поющей. Потрескался местный асфальт, как крестьянские губы. Сижу, окружен добротой пониманья, и мне говорят, что я выгляжу плохо, что город во всем виноват. — Это женщины,— я отвечаю,— они мне уснуть не дают: все бегут и бегут они в памяти, с плачем бегут золотыми, родными, святыми, ржаными полями... ЗИМА В ГОРОДЕ Я близко был: и полыхнула кровь от близости летящего в бесснежье лепечущего света лепестков, что называл я женщиною прежде.