Сибирские огни, 1976, №4

Но ведь, очевидно, были в стенах школы и те, кто по роду своей деятельности дол­ жен был как-то исправлять эти «ненор­ мальности», выпрямлять детские души, сея в них доброе, светлое, разумное. Но... ока­ зывается, учителя «сорок пятой мужской» недалеко ушли от своих учеников и по уму, и по образованности, и по стилю поведения. Вот одна из типических фигур «сорок пя­ той мужской» — военрук, который «был од ­ новременно учителем пения и еще учителем физкультуры. Не могУ не вспомнить стран­ ные уроки, когда он выводил нас за школу, распускал, и мы бегали, боролись, гоняли какой-нибудь отопок за неимением мяча. ?Военрук курил в стороне, глядел жесткими ястребиными глазами, они у него остро ж ел­ тели, не мигали. Потом заворачивал рукав, смотрел на часы, долго смотрел и, наконец,, пустив слюни в окурок, давил его сапогом, жестко морщился, как полководец, проиг­ равший битву, сурово и тихо бросал: «Нас­ троиться!..» Кое-как мы строились, сбивчи­ во шагая, шли в школу. Военрук шел поза­ ди, изредка покрикивая: «В-зять нногу-у! А ррыс... а ррыс, а ррыс-два, три-и, а рры'с- два-три...» Никто не спорит, война образовала брешь в системе просвещения, и затыкать эту брешь нередко приходилось такими вот го­ ре-педагогами вроде в'оенрука. Но ведь это была т р а г е д и я , ведь отсутствие квали­ фицированных педагогических кадров в со­ роковые годы — тоже одна из ран, нанесен­ ных стране войной. И тут совершенно непо­ нятно то злорадство, с каким автор расска­ зывает о педагогических казусах в стенах «сорок пятой мужской», то прямо-таки пато­ логическое удовольствие, какое он испыты­ вает, выставляя напоказ глупость и невеже­ ство учителей. Но, быть может, это только в «сорок пя­ той мужской» подобрались такие «кадры»? Оказывается, нет. Однажды группа ребят из сорок пятой отправилась в соседнюю женскую школу, чтобы пригласить на празд­ ничный вечер девочек. С юмором описы­ вается, как «послы», робея и млея, пересту­ пают порог таинственной «женской сред­ ней», где «на окнах цветы, в коридорах пальмы. Стенгазеты без единой помарочки! Благообразная техничка вяжет носок, сидя в кресле у звонка (наша Сима орет на нас, как на арестантов, замахивается шваб­ рой.)... Здесь и воздух-то был другой, пах­ ло не туалетом и табаком, а немножко ду­ хами, немножко вымытым полом, немнож­ ко женской одеждой». Но вот ребята оказываются в кабинете директорши, и сразу добрый мягкий юмор переходит в злую сатиру: «Директор ж ен­ ской школы была необъятная женщина, по­ хожая на одесскую торговку рыбой. Она была так черна, тучна, щекаста, с такими подбородками, что мы ошеломленно молча­ ли, не в силах выговорить слова перед этим китом, занимающим почти весь узенький директорский кабинет. Я и сейчас не могу понять, как она оказалась там, за письмен­ ным столом, разве что перелезала через стол сверху. Наконец, директорша-кит пришла к нам на" помощь. Она улыбнулась, отчего лицо ее разъехалось еще вдвое шире, а в китовом рту вспыхнула золотая иллюминация, и ска­ зала лошадиным голосом: — Ну я ж е вас давно жду, мальчики. Вы, конечно, пришли приглашать? Да-да... Ну, словом... Идите. Идите на второй этаж... Там старшие классы. Идите и приглашайте. Идите, мальчики». Смешно, конечно, но, как поется в песне, «за что ж е Ваньку-то Морозова?» Тут уж рассказчик явно переборщил... и выдал себя. Тут становится ясно, что не любит он не только родную «сорок пятую», не только своих педагогов-невежд, но вообще все учи­ тельское сословие. Иначе чем объяснить тот факт, что каждый учитель, попадающий в поле его зрения, становится мишенью для сатирических упражнений, что в каждом педагоге он непременно ищет что-либо смеш­ ное, нелепое, уродливое? Постепенно на фоне этих сатирических зарисовок «вырисовывается» и вполне оп­ ределенная мысль, четко обозначающая по­ зицию и героя, и автора. А позиция эта та­ кова: школа, по мнению героя Н. Никоно­ ва, ничего не дала ни ему лично, ни его сверстникам. Не случайно Толя Смирнов везде подчеркивает, что он «сам» и воспи­ тал, и образовал себя. Однако с этими убеждениями героя ни­ как не вяжется финал повести, где описана встреча героя через много лет с однокашни­ ком Мартыновым. Из разговора выясняет­ ся: почти все знакомые героя по школе ста­ ли настоящими людьми, и какими людьми! Один — директор крупнейшего в стране за ­ вода, другой — доктор наук, третий — под­ полковник, четвертый — декан университе­ та... И все они оттуда, из той самой «сорок пятой мужской», где не было ни одного толкового учителя, ни одного удачного уро­ ка. Но кто ж е тогда, спрашивается, воспи­ тал этих ребят, дал им основы знаний, дал путевку в большую жизнь? Или они тоже сами себя образовали и воспитали? Но в та­ ком случае, что это за феномен «сорок пя­ тая мужская», где собралось столько само­ родков? Но весь парадокс заключается в том, что финал повести заставляет вдруг нас про­ никнуться чувством гордости и уважения как ко всей нашей школе вообще, так и к злосчастной «сорок пятой мужской» в част­ ности. В самом деле, насколько все же прочны и незыблемы основания, на кото­ рых стоит наша советская школа, если, не­ смотря на трудности послевоенных лет, острую нехватку учителей, оборудования, учебных пособий, несмотря ни на какие го­ ловотяпские реформы, она мужественно и честно выполняла свое главное предназна­ чение — выпускала из стен своих настоя­ щих людей. Так сама действительность оп­ ровергла нигилистическую «концепцию» ге­ роя Н. Никонова, сами факты жизни пока­ зали, сколь сомнителен и скользок этот путь критиканства и разоблачительства, на который становятся иные авторы «педаго­ гических поэм». Много добрых слов в критике было ска­ зано по поводу произведений Альберта Ли-