Сибирские огни, 1976, №4

кле .испытания, преодолевая которые она, конечно же, все больше и больше возвыша­ ется в глазах читателя. А в соответствии с этим ее ант.ипод Прохоренко все мельчает и мельчает. Одна чаша весов падает, др у­ гая стремительно поднимается ввысь. Все как будто закономерно, как и должно быть в «педагогической поэме», где доброде­ тельные учителя всегда одерживают верх над проходимцами и подлецами. Только в данном случае в проигрыше оказывается не столько «отрицательный» Прохоренко, сколько сам автор. Почему? Д а потому, что слишком уж рационально и расчетливо по­ строена его повесть. Автор «Абсолютного слуха» в самом деле впал .в некий абсолю­ тизм, расставив своих героев как на барри­ кадах: с одной стороны — сама жестокость и казенщина, с другой — доброта и мило­ сердие... И есть ли смысл доказывать тут, что в жизни, тем более в такой ее «тонкой» сфере, как воспитание и образование, все на­ много сложнее, запутаннее и — в конечном итоге — интереснее и значительнее. Семья, школа или улица? Все мы знаем, что становление характе­ ра, формирование личности происходит не только в стенах школы, осуществляется не только путем сидения за партой, писания диктантов и решения арифметических за ­ дач. Это поистине сложнейший процесс, включающий в себя множество не преду­ смотренных никакими методиками факторов и обстоятельств. Здесь и семейно-бытовая обстановка, и влияние улицы, и всякого ро­ да неожиданности, от которых ие застрахо­ ван ни один из смертных. Вот почему всег­ да с особым интересом читаешь те произве­ дения, где предпринята попытка показать процесс воспитания во всей его многогран­ ности, со всеми его непредвиденными ослож ­ нениями. Сергей Заплавный взял для сюжета сво­ ей повести «Музыкальная зажигалка» одну из типичнейших житейских ситуаций: мать- одиночка, запутавшаяся в своих сердечных делах, и ее безнадзорный сынишка. Б езнад­ зорным в полном смысле слова, потому что Клавдия Ларикова работает официанткой вагона-ресторана и часто уезж ает в дли­ тельные рейсы, оставляя своего девятилет­ него Сережу одного в ветхом барачишке. Те же немногие дни, что выпадают между поездками, Клавдия уделяет не сыну, а Во- ве-речнику, своему последнему ухаж еру и последней своей бабьей надежде (Вова обе­ щал жениться). Дальнейшее развитие событий можно без труда предугадать; конечно же, маленький Сережа не найдет общего языка с тупым самовлюбленным «морячком»; конечно же, Клавдия будет метаться между сыном и любовником и при этом окончательно зап у­ тается и удалится от Сергея; конечно же, на помощь тут придут посторонние... Тако­ выми оказываются ученики восьмого класса Артем Михалев и Вера Суховейко. Случай­ но познакомившись с Сережей Лариковым на улице, они узнают о всех его злоключе­ ниях и домашних неурядицах, в связи с чем возникают сцены, одна трогательнее другой. Вот Артем, обеспокоенный долгим отсутст­ вием Сережи в школе, разыскивает домиш ­ ко Лариковых и видит: мальчик лежит один с высокой температурой, без сознания... Вот Артем й Вера ведут уж е выздоровевшего Сережу в театр, и мальчик впервые в жизни смотрит настоящий спектакль... Все это, скажем прямо, не бог весть как свежо и оригинально. И тем не менее судь­ ба маленького героя С. Заплавного на­ столько затрагивает читателя, что автору прощаешь и эти сюжетные реминисценции, н некоторую опереточную условность в о б ­ рисовке отрицательных персонажей, и налет сентиментальности в ряде эпизодов. Проща­ ешь потому, что в центре повествования живое существо — маленький, всеми забы ­ тый человек, ставший «третьим лишним» д а ­ ж е в родном доме. Отнюдь не стремясь к нагнетанию «жалостливости», С. Заплавный сумел вызвать у читателя хорошее челове­ ческое сострадание к судьбе своего героя. Д а и сам Сережа Лариной у С. Заплавного хорош: он и дерзок, и отчаян, и задирист (при случае такое может сказануть, что д а ­ же взрослые не знают, как Ответить), и в то ж е время это слабый беззащитный человек, в «глубине души остро переживающий свое одиночество, свою «неприкаянность», по- детски доверчивый и привязанный к тем, в ком видит истинных своих друзей. По-на­ стоящему волнует и трогает финал повести, когда на вопрос судьи: «Хотел бы ты жить в школе-интернате, без мамы?» — Сережа, помолчав, говорит: «H e-а... Я бы лучше с Артемом. И с Верой...» Но этот финал рождает и определенное недоумение. Почему все ж е так получилось, что именно Артем и Вера, сами в сущности еще дети, поставили все на место: и к Сере­ ж е нашли подход, и от дурного влияния улицы его оградили, и даж е беспутную его мамашу усовестили? И почему оказались бессильными что-либо предпринять здесь те взрослые, «наверняка умные и добрые лю­ ди», которым по роду своей деятельности надлежит заниматься такими делами? Здесь, видимо, есть прямой смысл обра­ титься ко второму плану повести, ко второй ее сюжетной ветви, рассказывающей о шко­ ле, о взаимоотношениях детей и взрослых. Взаимоотношения эти, мягко говоря, д о ­ вольно странны, поскольку старшие и млад­ шие не имеют между собой решительно ни­ чего общего, никаких точек соприкоснове­ ния. Дети — сами по себе, взрослые — сами по себе. Д а это и неудивительно, потому что автор вменяет в обязанности своим взрослым героям лишь одну функцию — на­ ставлять да поучать. Возьмем, к примеру, учительницу русско­ го языка Валентину Дмитриевну Михалеву, мать Артема. Она во всех отношениях «пра­ вильная» женщина — рассудительная, стро­ гая, заботливая... и скучная. Ибо все сцены, где она появляется, ничего, кроме скуки и тоски, у читателя не вызывают. Настолько эти эпизоды «бездыханны», настолько бес­ спорно н безупречно все, что говорится ус­ тами Валентины Дмитриевны.