Сибирские огни, 1976, №4

такое противопоставление примитивно, не­ уклюже, а по сути д а ж е неверно. Впрочем, автор, как будто спохватившись, не слишком ли. он переборщил по части «обличения», пытается нарисовать и «свет­ лый» образ педагога. В роли такого светоча у него выступает учитель русского языка Григорий Алексеевич Коняев. Удивительный учитель, которого все ученики боготворили за то, что он «никому не ставил двоек. При­ знавал только две оценки:«четверку» и «пя­ терку», которые всегда вписывал в журнал крупно, с нажимом, делая это с большим удовольствием, даж е с радостью. Будто бы эта оценка принадлежала ему самому». Только человек этот беспомощен что-либо сделать, как-то помешать извергу-директору творить безобразия: он лежит больной в не­ топленой избе и резонерствует: «Знай, Сережа,— говорит он Сергею Мальцеву, единственному, кто догадался навестить больного учителя,— что жизнь постоянно испытывает каждого. И тут важно усто­ ять, не сломаться. Не стать «юней. Человек должен быть крепким, сильным. Тогда ему никакая беда не страшна. У тебя впереди большая жизнь...» Когда слушаешь эти сентенции, стано­ вится ясно, что автор, пожалуй, разумно поступил, «уложив» своего положительного учителя в постель. Если бы Григорий Алек­ сеевич был в полном здравии и ходил на уроки, читатель сразу бы увидел, сколь тускла и схематична эта фигура. А так — он хоть отсутствует по уважительным причинам. Д ух деспотизма царит и в Болшевской школе, где директорствует Леонид Павло­ вич Прохоренко, тоже самодур от педаго­ гики. Правда, в отличие от откровенного вышибалы Федора Петровича, герой пове­ сти Семена Ласкина «Абсолютный слух» («Октябрь», 1973, № 10— 11) — педагог- подлец, так сказать, новой формации. Вне­ шне это вполне респектабельный мужчина средних лет, модно одетый, с волевым, му­ жественным лицом. Впрочем, тут сразу на­ до отметить: создавая образ сугубо «отри­ цательного» педагога, С. Ласкмн, не в при­ мер В. Муссалигину, действует намного искуснее. Он не бросается с места в карьер разоблачать своего Прохоренко, не пытается с первых ж е страниц вызвать у читателя антипатию к нему. Наоборот, в начале по­ вести Леонид Павлович Прохоренко пред­ стает в самом выгодном свете. Бывший фронтовик, кандидат наук, сменивший теп­ лое «хлебное» место в педвузе на хлопот­ ную должность директора школы,— такой человек, согласитесь, достоин самого горя­ чего участия и глубокого уважения. Плюс к тому Прохоренко выступает на первых страницах повести в роли новатора, чело­ века одержимого, затеявшего во вверенной ему школе смелый педагогический экспери­ мент. Суть этого эксперимента он вдохно­ венно излагает сам в беседе с молодой учительницей Марией Николаевной: «Чего добиваемся мы? Детской активности, само­ стоятельности и, главное, вовлечения макси­ мального числа учащихся в военную игру. Принцип ее старый, как мир,— школьное самоуправление. Открытия в этом нет, и все же мы называем происходящее волшевелим экспериментом. Думаю, и дальше это на^ звание будет закреплено в научной литера­ туре... Чтобы разбудить сонное, неактивное, безразличное царство — школу, а именно такой была та, в которую а пришел в про­ шлом году, нужны дрожжи, то есть силь­ ные, энергичные ребята, заводилы во всех школьных делах. Где ж е можно было най­ ти таких?.. На улице. Среди тех, кто отлы­ нивает от учебы... Еще весной я обошел детские комнаты милиции, познакомился с большинством подростков, составил список возможных кандидатов на ту важную роль, которую я заранее приготовил одному из них. Я иокал среди этих отпетых озор­ ников одного-едвнствеяного, нужного мне вожака. В любой уличной компании всегда есть вожак. Силой своего организаторского таланта, энергией и скрытым, но в дейст­ вительности огромным честолюбием такие ребята умудряются подчинить себе всех остальных. Д а, я мечтал отнять у нашей улицы «голову», руководителя». Однако вскоре выясняется: вся эта гран­ диозная программа, равно как и громкие фразы о возрождении макаренковеких тради­ ций,— просто ширма, чистой воды демагб- гия. Прохоренко нужна «железная» тема для докторской диссертации, своим экспе­ риментом он преследует лишь одну цель — создать вокруг себя шумиху, вызвать «сен­ сацию» в педагогических кругах. На деле ж е «эксперимент» Прохоренко выглядит сущей авантюрой, граничащей с преступле­ нием. Приняв к себе в школу целую группу подростков-пра.во'нарушителей, Прохоренко сделал из них свою «опору», доверил им посты командиров отрядов, старост клас­ сов. Однако бывшие малолетние' правонару­ шители, не будучи морально готовыми к роли вожаков-организаторов, превратили школу в настоящую бурсу, утвердив везде и всюду власть кулака. «Щукинский штаб находился в физкуль­ турном зале. Дверь оказалась запертой. Я постучала. Мне не ответили. Тогда я с силой потряс­ ла дверь. И опять — молчание. — Нет, вы откроете, откроете! — повто­ ряла я, с ожесточением налегая на дверь... И задвижка щелкает. Шагаю через порог. Стена. Живая стена. На лицах ребят решимость. Нет, они ни за что не пропустят меня дальше. И тогда я иду на них. Я наступаю на эту живую стену и прохожу сквозь них. Они сзади. А я в пустом зале. Беспомощ­ но оглядываю брусья, маты, коней — все как обычно. Фанерный лист у стены. Мо­ жет, там? Шагаю туда и спиной чувствую, какой напряженной становится тишина. Откидываю лист фанеры и вздрагиваю. Завьялов сидит у шведской стенки, прижи­ мается к ней и ошеломленно глядит на меня. Мы смотрим друг на друга, и я не нахо­ жу, что сказать ему. — Вставай, вставай! — Протягиваю ему. руку. Но он не встает. Он кажется мне ка­ ким-то другим, изменившимся, но я не мо­ гу ничего понять. Я сажусь на корточки а