Сибирские огни, 1976, №3

сотню! Большие дьяки честью выше дворцовых, но дворцовые, эти все­ властные распорядители царского двора, не хотят считаться с разрядом и держат себя с большими дьяками независимо и надменно. Вот и сей­ ч а с— наперед выперлись, щеголяя малиновыми епанчами и делая вид, что, кроме них, царя и встречать-то некому!.. Но большим дьякам пле­ вать на показную напыщенность надменных царедворцев! Они им пла- ,тят той же монетой — и по праву, ибо в разряде они местом во всем вы­ ше дворцовых, и перед царем им стоять — впереди! Когда царь, ступив на площадь, поклонится на три стороны — народу, духовенству и боярам с дьяками, он поклонится им, большим дьякам, и даже подьячим, и да­ ж е— писцам, но не дворцовым,— потому что они слуги его дворовые, а дворне своей царь не кланяется. И они знают про это, и с подъездом царя покорно займут свое место за спинами больших дьяков, но сейчас — как не похорохориться, как не поважничать, как не потрясти спесью, когда — вся Москва собралась!.. Вся Москва! И что ей, пялящейся во все глаза на все, что манит, дивит, завораживает, что скомит душу за­ вистью и охмеляет голову восторженным удивлением,— что ей до раз­ рядов и местничества, и всяких тонкостей, и обычаев, и правил, в кото­ рых, как в паутине, завязли все эти разряженные, самодовольные и властные люди?! Тысячеокая, зявящаяся, восторженная толпа видит и признает только то, что видит: кто разряжен — тот богат, кто напереди — тот первый! Какое ей дело до того, кто выше честью, а кто ниже, ка­ кое ей дело до того, кто ближе будет стоять к царю, а кто дальше?.. Она поражена блеском парчи, роскошью чеканной сбруи, тиснением седел, шитьем конских чепраков и покровцев, выхоленностыо и породистостью лошадей, роскошью боярских одежд, богатством икон, крестов, хоруг­ вей!.. Такое не часто увидишь! Глаза разбегаются, дух захватывает!.. Где уж тут думать о том, что обладатели всего этого не пашут, не жнут, не ткут, не куют железа, не выделывают кож, не расшивают чепраков, не делают седел, не ухаживают за лошадьми!.. Или о том, что зима была голодной, а весна будет еще голодней, и нужда, как вошь, заест вко­ нец!.. Или о том, что нет правды, нет меры в поборах, нет пощады от сильных!.. Не о том, не о том мысли беспросветного сермяжья, шало глазеющего на это роскошество, на это великолепие представшего пе­ ред ними того иного мира, непостижимость и могущество которого спле­ тают в их сознании такой громадный клубок благоговейного восторга, что в нем уже не остается места для святотатственных мыслей. «Расея !!!» — самодовольная гордость взламывает даже самые креп­ кие души и дружит, кружит взбудораженные головы: «Какова ты, Ра­ сея!! Какова!..» Вот она, сила торжественной пышности, ее кощунственного оболь­ щения и восторгающего дурмана!.. Вот она, прочеканенная с одной сто­ роны, фальшивая монета, за которую покупаются у черни — и ее покор­ ность, и терпение, и самоотверженность, и воодушевление!.. Солнце пылает в небе, как зёв громадного горна, плавится над Кремлем золото куполов, разбрызгиваясь длинными, ломкими иглами, и блестящее эхо стремительных отсветов отдается, в зеленоватой глуби очищающегося от туч неба. В воздухе— студенистая желтизна, колодез­ ная, пахнущая плесенью сырость и не прекращающийся ни на мгнове­ ние наваждающий голк весны. Кремль, высвеченный ярым весенним светом, возвышается над Москвой, над ее понурой, тихой убогостью, как могучая голова над тще­ душным телом. Могучий, суровый, отчужденный, он величествен и гро­ зен •олицетворение власти, вознесенной над Россией, олицетворение силы, владычествующей над ней, силы беспощадной, гнетущей но и — восторгающей! — Едет!.. Едет!.. — понеслось откуда-то издалека — громкое и от