Сибирские огни, 1976, №3
— Ах семя хамское, подлое, языкатое!..— сокрушенно вздыхает Юрьев. — Истинно, батюшка-боярин!..— присказывает все тот же быстрый голос — хитро присказывает: поди, пойми — соглашается ли он с бояри ном или свое прежнее гнет?! Но Юрьева трудно провести: знает он — че- лядник прежнее на уме держит, и потому говорит строго, но не угрожаю ще, чтоб не выпугать дерзкого болтуна и не отбить у него охоту подерзить: — Ну высолопи, высолопи, чего там еще на твоем подлом языке вертится? — А то что истинно опупел, батюшка-боярин! От твово усердья за полвека дворец не выветришь! Табе-то любо — в ем не мешкать, а нам с государем мешкать! — Ах подлый!.. Се ты, Фанаська Корнозубый!..— -узнает по голосу челядника Юрьев.— Сознавайся — ты? — Я...— неохотно сознается челядник. — Дран ноне будешь. И за хамство, и за дерзость, и за все прочее... — За прочее вечор был дран, батюшка-боярин,— невозмутимо ого варивается челядник.— По незаживленному како ж драть? — Брюхо цело — на брюхо и получишь розог! — Не по-божески, батюшка-боярин!.. Спать-то я како должон? — Стоймя, как конь! — на потеху всей челяди отпускает Юрьев. В Кремле уже поднялся переполох... Где дым, там и огонь, а огонь — это беда! Ко дворцу стал сбегаться народ: бежали с баграми, с пеш нями, с крюками, с лопатами, тащили кадки с водой, с песком... От Тро ицких ворот наметом пригнал коня Шереметев, сполз с седла перед Юрьевым, потаращил глаза на сундуки, на кройати, на перины, комами наваленные на них, на полсти, на ковры, разложенные вокруг, и опе- шенно завопил: — Да что ж ты расселся, боярин?.. — Тараканов морю,— сказал ему с блаженной улыбкой Юрьев. — О, господи!..— подкосились ноги у Шереметева. Он сел прямо в снег, облегченно перекрестился. Челядники кинулись поднимать его, но Шереметев отогнал их плетью, остался сидеть на снегу. — Гляжу — полнеба зазолокло!.. Куполов не видно!..— сказал он успокоенно, глядя, как тараканщики забивают дым в трубы, размахи вая над ними кусками холстин.— Сердце обмерло... Вот, думаю, встре тили государя! Ох, боярин, боярин... Гляди, сколь люду всполошил! — Разойдутся,— невозмутито отмахнулся Юрьев.— Царица сама наказала. Уж терпежу не стало!.. Да мало конопли наметали, мало!.. Не изведется чертова живность! — Гляди! Гляди!..— закричали челядники.— Таракань по снегу ползет! Шереметев, поднявшись с земли, умудренно сказал: — Чтоб таракань пропала, надо в лапоть насадить столько, сколько в доме жильцов, и лапоть через порог переволочь и через ближнюю до рогу... Тогда изведется. — Иде такой лапоть взять, воевода? -— ухмыльнулся Юрьев.— Я уж давно в дворне со счету сбился! Бочку огурцов за один присест съедают! Хамье-лакало... Языком миску проламывают! Он помолчал, покряхтел, доверительно сказал Шереметеву: — В неделю1 государя встречать. — Дал бы бог,— вздохнул Шереметев.— Заждались уж!.. — В неделю...— вздохнул Юрьев.— Вечор гонца прислал... Три дня в Иосифовом монастыре пробудет... На молении... Потом прямо на М о 1 Н е д е л я —■воскресенье.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2