Сибирские огни, 1976, №3

Запрягла Фетинья лошадь, поехала в Бронную слободу. Думала, за мертвым едет — хоть мертвым ее стал!.. Но нет, жив был Сава, наполо­ вину, но жив. Иного она, пожалуй, и не заполучила бы в свои руки, а лучших рук для полумертвого Савы и желать было нельзя. Артельщики знали об этом, потому и послали за Фетиньей. Два дня лежал Сава пластом, на третий — очнулся. Увидел над со ­ бой Фетинью, в страхе зажмурился. Долго лежал так, не размыкая век, должно быть, вспоминал все, что мог вспомнить, и старался сообра ­ зить — почему перед его глазами Фетинья. — Ты, баба? — наконец спросил он. — Я, Савушка... — А я живой аль мертвый? — Живой, Савушка, живой, родимый... Слава богу! Сава пошевелился, застонал от боли и, застыдившись перед Фетинь­ ей своего стона, отвернул от нее лицо. — Лежи, Савушка, не рушься... Чиво надобно, я подам. — Хмелен был...— не то оправдываясь, не то гордясь, сказал Сава и протяжно вздохнул, подавливая стон.— Славно!.. — Славно, Савушка...— вздохнула и Фетинья. — А ты ж пошто при мне? — насупил Сава брови.— Кто тебя до­ пустил? — Бог меня послал к тебе, Савушка, бог... Лежи, родимый. — Ох, баба...— Сава искривился — и от боли, и от неудовольствия. — Иде ты такая на мое несчастье? — На счастье, Савушка, на счастье... Нешто дурна я иль квола? — Баба ты!.. В том весь гвоздь. — Что ж, Савушка, не дал господь мужиком быть. Да я, Савушка, иных твоих мужиков сотню стою. Возьмешь меня в женки — гордиться будешь! ;— Ты об том не думай, баба! И вся твоя лукавость не про мене. — Нешто лукавость, Савушка? Сердечность! — Лукавость ,—1 упорно повторил Сава.— Должно быть, и ноне...— Сава пристально посмотрел на Фетинью, прямо спросил: — Ноне мял я тебе? О господи!..— раскатилась хохотом Фетинья.— Куды тебе меня- то было мять, коли самого — вон как намяли?! Не чаяла живьем довезти. — Ну тады — горазд!..— успокоился Сава.— Бо во хмелю .я все могу. Попал уж единый раз я в твои силки... До конца живота помнить буду, как влип в бабий мед. Принялась Фетинья откармливать Саву, отпаивать, обласкивать... Сава хмурился, вздыхал, но терпеливо принимал и пищу, и ласки... Д у ­ ша его как будто начала оттаивать от Фетиньиного тепла. По ночам Фетинья ложилась рядом с ним и, томясь от его близости, жаркая, льнущая, бесстыдная, упрямо шептала: — Все едино тебе быть моим... Не отступлю!.. На гоньбу пойду, на смерть... Н пошто я тебе? — растерянно буркотит Сава.— Голомолза, гуляй... Ты ж — но пригожа, лосёва1, почестней сыщешь...— А Фетинья ловит его губы своими губами, не дает ему говорить и обжигает его ласковым шепотом: — Про то бог ведает, Савушка,— на что ты мне... Один бог — боле никто! Поглядела на тебя — раз, другой, третий, зашлась душа!.. Ска­ зала: господи, приверни его ко мне! Иного никого не хочу! А как грех свершила с тобой, почуяла — будешь меня любить! А про себя ты зря... 1 Л о с е в а я — здоровая, молодая.