Сибирские огни, 1976, №3

они, какова ее сила, и не только почувствовали, но и поняли, навсегда уясннли себе, что не они, а он — настоящий хозяин на Москве и на всей Руси, и что только ему, его личной воле подчиняется вся эта громадная масса людей, и если он отстранится, если он даст им свободу, спустит их с цепи — они в клочья разнесут все, что зовется боярским. Смутьянствующая чернь так растревожила бояр, что от страха пе­ ред нею они позабыли о другой опасности, грозившей Москве,— о крым­ ских татарах. Сколько нареканий заглазно высказывали они царю за то, что оставил Москву беззащитной, а в душе, должно быть, и прокляли, думая, что он по злому умыслу, в отместку им, бросил Москву на произ­ вол судьбы. Не все, конечно, думали так... Кое-кто, и в первую очередь — Мстиславский, понимал, что это не злой умысел, не опрометчивость, а очень точный расчёт, который делал честь царю, его уму, его прозорливо­ сти... Иван не бросил Москву беззащитной — он оставил ее сознательно, но только тогда, когда твердо уверился в ее безопасности. Как ни велика была его ненависть к боярам, но оплачивать свою месть им такой доро­ гой ценой, ценой Москвы, Иван никогда и ни за что не стал бы — в этом Мстиславский был твердо уверен. Иван не любил Москвы, но стольный город его государства должен был быть так же неприкосновенен, как и его царская честь. Однако попугать бояр разнуздавшейся чернью Иван, видать, дейст­ вительно хотел... Иначе зачем бы ему было увозить с собой из Москвы даже свой охоронный полк, который в ратном деле никогда не участво­ вал и который Иван постоянно держал в Москве — для охраны Кремля. И он своего добился... Бояре понатерпелись страху, да и неизвестно, чем бы все кончилось, не исхитрись Мстиславский и не отыщи средства, ко­ торым удалось поуспокоить разошедшуюся чернь. Мстиславский отправил Шереметева переписывать оружие по сло­ бодам и черным сотням. Средство это было очень действенное: когда начинали переписывать оружие у жителей, значит ждали под стены го­ рода сильного врага. Мстиславский знал: стоит только всерьез напомнить о грозящей Москве опасности — и перед лицом этой опасности все смуты уймутся. Так оно и вышло: Шереметев проехался с князем Вяземским, с окольни- чим Темкиным да с писцами из Разрядного приказа по Бронной слободе, поповыпытывал в каждом дворе — какое кто оружие держит, заставил писца записать все, вплоть до рогатин, и уже на третий день Москва утихомирилась. На торгу, в Зарядье, в Китай-городе как-то сразу поопу- , стело, обезлюдело, не стало лихих, бездельных людишек, шатавшихся целыми днями по торгу от раската к раскату и выжидавших какой-ни­ будь заварушки; с Ильинки, с Варварки, с Никольской уже не скаты­ вались на торг толпы локровских да сретенских посадчан, которые все­ гда и зачинали бучу, а когда Шереметев во второй объезд объехал Гончарную да Огородную слободы, Москва и вовсе притаилась: недав­ нее тревожное затишье вновь вернулось к ней. Над Гончарной, над Куз­ нечной, над Звонарской слободами погустели дымы — слободчане на­ легли на работу... Поугомонились, попритихли, как вымерли, сретенские, покровские, евпловекие сотни и полусотни: сильней всех шумели, зато и сидели теперь тише всех. Даже купцы осмелились — повыезжали на торг с гостиных и постоялых дворов, где они отсиживались все это вре­ мя, пока перед Кремлем буйствовала чернь. Пооправились от страху и бояре, вылезли из Кремля, поехали на свои дворы, не чая уже увидеть их непорушенными. Все, однако, было целым... От малого воровства сто- рожа уберегли боярские дворы, до большого не дошло — Мстиславский вовремя нашелся! Шереметев — для пущей устрастки — продолжал объезжать слободы.