Сибирские огни, 1976, №3

социологии и педагогики? «Согласитесь, Викентий Викентьевич, что переизбыток ин­ формации отучает человека самостоятель­ но мыслить, я он начинает оперировать заранее готовыми представлениями я вы­ водами... — Куда ни сунь н о с— везде информа­ ц и я!— злился он.— Заклеенные афишами заборы, газеты, телевизоры, радио, лекции и доклады, разговоры друзей, кино, десят­ ки книг... Окажите, Викентий Викентьевич, разЗе я способен после этого мыслить с а­ мостоятельно?» Но мы бы ошиблись, посчитав героя ро­ мана натурой рефлектирующей. Вот сцена его столкновения с бывшим уголовником Аркадием Заварзиным. Решив показать, что ему не страшны никакие угрозы, Столе­ тов «щелкнул зубами, как пес, обирающий на себе блох», выхватил из карм ана охот­ ничий нож и «пустил вращающуюся сталь в ствол ближнего дерева». ^ак -то не вя­ жется все ^то со сложившимся у нас пред­ ставлением So персонаже, заставляет ду-' мать, что в Определенной мере он сконстру- ироващ^сВесЬ, весь Женька Столетов был 1 правдой, искренностью, открытостью»,— го­ ворится в романе. Явное предвосхищение вывода, к которому должен бы прийти сам читатель, следя за логикой развития обра­ за, за пульсацией в нем соков окружающей жизни. К ак раз этих-то живы х соков и не­ достало Столетову. Если последний, как говорится, целиком наружу и вполне ясен уже в первых гла­ вах, то для обрисовки его антипода Гаси- лова в романе применен прием «зам ед ­ ленного узнавания». Сначала перед на­ ми маска: «Человек в клетчатой ков­ бойке созидал — такой у него был вид...». Затем эта маска срывается. За нею пред­ стает лицо хищника, работающего преж­ де всего на себя. З а счет занижения норм выработки, приписок и получения на этой основе неправомерно высоких премий Петр Петрович добился прямо-таки осле­ пительного процветания. В его распоряж е­ нии огромный дом с флигелем и бассейном, барской роскоши кабинет с затянутыми атласом стенами и стильной мебелью, ра­ зумеется, домработница, а для удовлетво­ рения особо изысканных прихотей хозяи­ на — телескоп и верховой жеребец Рогдай. Вот он какой, скромный мастер Сосновско- го лесопункта! Согласимся с тем же следователем Про­ хоровым: гасиловщина страшна, как «ос­ колочная бомба». Но желательны хоть к а­ кие-то подробности, проливающие свет на жизненную карьеру Гасилова, на его про­ шлое, ибо не из пены ж е морской он воз­ ник. Между тем, фигура «мещанина на простейших электродных лампах», косвен­ ного виновника смерти Столетова, окутана покровом зловещей таинственности и неопре­ деленности. И если бы не особое стечение обстоятельств, может, и не было бы ни­ какого разоблачения и все осталось бы на своих местах. Но не ложится ли тогда отте­ нок исключительности и на конфликт ком­ сомольцев с мастером Гасиловьш?.. На . вопрос следователя о «человеческой сущности» Гасилова отчим погибшего ком­ сомольца отвечает, что владелец особняка ему неинтересен: «Он мещанин, а это ба­ нально и привычно, как восход солнца». В е­ роятно, капитана угрозыска, каким он изо­ бражен в романе,— а критика нашла Про­ хорова весьма условным и надуманным персонажем,— должны интересовать преж­ де всего человеческие возможности подо­ зреваемого, нам же важна и его социаль­ ная характерность. Иначе придется, в конце концов, присоединиться к тем, кто спраши­ вает: а что такое, в сущности, современное «мещанство» и достаточно ли ясен его со­ циальный адрес? На сей раз, как мне кажется, Вилю Ли­ патову изменила свойственная ему реали­ стическая зоркость. Взаимообусловленность характеров и обстоятельств ощутима лишь на периферии сюжетов, в обрисовке персо­ нажей второго плана. В целом же в романе нетрудно уловить, как писал один из кри­ тиков, «недоверие к обыкновенному и серь­ езному развитию жизни... небрежение обык­ новенным, повседневным, даж е рбыден- ным»1. Трудноуловимая эта штука — худож ест­ венная правда! Возникая из сопряжения действительности с личностью художника, его миросозерцанием, представлением о прекрасном и должном, она может быть лишь результатом оригинального исследо­ вания жизненных явлений и процессов, а не доказательством уже добытых кем-то ис­ тин — пусть самых бесспорных, самых на­ дежных. И роман Виля Липатова, и ряд других произведений склоняют к мысли, что она, рта проза, еще на пути к глубокому и .многомерному изображению характера на­ шего современника, человека семидесятых годов. Ей не откажешь в стремлении идти в .ногу с веком, во внимании к тем переме­ нам в сознании и повседневной жизни лю­ дей, которые несет с собой научно-техниче- окая революция, в чуткости к нравственной проблематике, выдвигаемой «днем бегу­ щим». Однако и возвращение вспять, утра­ та чувства целого — тоже есть. Неполно­ ценность многих прозаических произведений ощущается прежде всего там, где нет идей­ но-художественного постижения характера как социального типа. Синтез не дает­ ся легко, безболезненно, тем не менее внутренней тягой к нему должны быть отмечены серьезные художественные ис­ следовании современности. С помощью ли усиления «делового», документально-очер­ кового .начала, или посредством динамиче­ ского развертывания рожденного творче­ ской фантазией характера — необходимо идти вглубь, к постижению жизненной и ху­ дожественной правды во всем ее объеме. К правде о Человеке как главном предмете литературы. 1 И. Д е д к о в . Сто задач и сто отве­ тов,— «Лит. обозрение», 1975, № 2. стр. 44.