Сибирские огни, 1976, №3

дьяка. Артелыцик, стоящий .на коленях, снял шапку, но будто для того только, чтоб поправить ее, и тут же надел опять. Федоров тоже как-то смущенно поглядывал на Щелкалова. — Хоромы-ста! — прицокнул Щелкалов.— Любой боярин позавиду­ ет. И пошто добротно так? — спросил он с притворным удивлением. —■ Не на год дело затевается,— спокойно ответил Федоров. — Затеялось бы...— вздохнул Щелкалов и отвел глаза.— Злопыхи уж змей под колоды сажают. — Что злопыхам до нашего дела? Ни дорогу поперек, ни кус изо рта!.. . — Кому и кус изо рта!.. Писцы по приказам кричат: куда поденем- ся? Да писцы — что?..— Щелкалов чуть притаил голос:, чтоб слышал только один Федоров: — Молва идет— антихристово дело будто сие!.. Подбили будто царя нашего новгородцы, да и ты с ними,— в пакость будто московитам... Спалят! — Он еще что-то хотел сказать, даже скло­ нился с лошади, чтоб приблизиться к Федорову, но тут его остановил сердитый мальчишеский голосок: — Эй, дьяк! Щелкалов оглянулся. Обомлел. — Пошто не отдал мне поклон? Щелкалов сполз с лошади, сунулся коленями в снег — неуклюже, беспомощно, как только что народившийся теленок. — Прости, царевич!.. Не признал тебя...— как молитву прошептал он. Изжелта-белое лицо его заострилось, как у мертвеца, на скулах вздыбился серый пушок — озноб прохватил дьяка. Царевич нахмурился — не по-детски сурово и властно, крадучись приблизился к дьяку и вдруг засмеялся — довольно и весело. Щелкалов тоже хихикнул — с натугой, боязливо... Царевич схватил его за бороду, стал дергать и приговаривать: — Милую!.. Мйлую!.. Милую!.. У дьяка от боли выступили из глаз слезы. Федоров степенно сошел с крыльца, остановил царевича, с укориз­ ной сказал ему: — Постыдно и грешно, царевич! Господь бог наш велит старших -уважать. — Он холоп !— капризно топнул ногой царевич.— Т ы — також хо­ лоп! Не хочу тебя слушать! Подать ему топор,— указал он властно на Щелкалова, все еще стоявшего на коленях в тревожном и жалком оцепенении. Сава торопливо поднес дьяку свой топор. — Ступай за мной! — позвал царевич Щелкалова и повел его к снежной бабе. Щелкалов покорно пошел за ним следом, держа перед грудью, как что-то священное, Савин топор. Перестали визжать пилы, унялась стукотня на крыше... Зеваки сгрудились в одно место. Артельщик, державший в дверном прорубе прилаженную Савой притолоку, бросил ее и выполз на самые ступеньки крыльца. Царевич подвел Щелкалова к снежной бабе, ткнул пальцом в ее безглазую голову и злобно сказал: — Се враг наш — боярин Горбатый! Щелкалов попробовал улыбнуться, но царевич еще злобней крикнул: — Руби ему голову! Руби! Руби!! Щелканов неуклюже, от живота, мотнул топором и снес снежную голову. Царевич радостно завизжал, запрыгал, принялся растаптывать раз­ летевшиеся комки.