Сибирские огни, 1976, №3

ротечный роман со смазливой авантюрист­ кой, затеянный Перетягиным во время лет­ него отпуска, стал для него поводом для многодневного самокопания и рассуждений о «двуглазой совести», человеческом страхе перед самим собой и т. п. Причем преподносятся они повествова­ телем со всей серьезностью. Д а и как же иначе, если по замы слу и Перетягин, и ок­ ружающие его люди — отнюдь не зау р яд ­ ные обыватели. Они, как дает понять писа­ тель, увлечены своим делом не только по долгу службы. Недаром «что-то серьезное и по-настоящему красивое» открылось вдруг Вере в приятеле муж а, когда случайно она заш ла в авторемонтную мастерскую, где он работал. С удивлением отметила она про себя, насколько умным и сосредоточенным может быть его взгляд, уверенными и ар ­ тистичными— движения рук И можно толь­ ко пожалеть, что им почти совершенно чуж ­ до то ощущение своей слитности с другими, которое испытал однажды Юсупов, попав на праздничную демонстрацию и сумев «посмотреть вот так на знакомых людей и осознать вдруг те объединяющие их чув­ ства радости и братства, которые были сильнее будничных чувств, привычек и дел...». При общей талантливости исполнения и жизненной достоверности ряда эпизодов повести, избранный писателем угол зрения не стал искомым «магическим кристаллом», сокращающим путь к художественной прав­ де. И отнюдь не случайно: без изображения взаимосвязи общественного и личного, пере­ секающихся на самых разных уровнях, жи­ вое единство человеческого характера пред­ стает, каковы бы ни были субъективные на­ мерения автора, недостижимой творческой задачей. В этом смысле показательна и повесть Ю. Галкина «Случайный снегирь» («С евер», 1974, № 2). Обрисован в ней лишь один, но зато достаточно характерный, судя по всему, трудовой день рабочего-сварщика Ж укова. Обрисован подробнейше: и неволь­ ное опоздание на работу из-за того, что д о ­ ма случился крупный разговор (ж ена Ж у ­ кова должна через какое-то время стать м а­ терью, а они с ней никак не могут прийти к общему решению, стоит ли заводить вто­ рого ребенка), и течение обычных заводских дел, слегка нарушенное приходом коррес­ пондентки, и так далее — вплоть до возвр а­ щения Ж укова домой, к семье. К Ж укову, человеку, что называется, обыкновеннейшему, долго не испытываешь никаких определенных чувств — ни симпа­ тии, ни неприязни. Однако печать некоей эмоциональной бедности, быть может, ис­ черпанности бросается в гл аза сразу — уже на первой странице повести, где рассказы ­ вается о том, как герой подъезж ает утрен­ ним поездом к заводу: «Сейчас середина зимы, утра еще темные, и потому, может, труба показалась Ж укову гораздо ниже и толще обычной. Или в самом деле осела от усталости за сорок кирпичных лет? Что до Ж укова, то он вовсе не почувствовал в себе ничего такого, что бы напоминало его человеческие годы,— все как всегда. Он д аж е плечами пошевелил — нет, все как всегда. Только верно вспомнились на миг мать с отцом, да и то в том смысле, что вот уж е две недели не проведывал их. Ко­ нечно, если бы что случилось, сестра бы сообщила — ведь они живут вместе. Нет, все в порядке, подумал Ж уков, решил, что если сегодня дадут аванс, то он и заедет по пути с работы...». Героя повести окружают люди и похо­ жие, и во многом на него не похожие: от бригадира Золотова и молодого паренька Вараксина, который вечерами Посещает уни­ верситет марксизма-ленинизма, интересуется философией, и до чудаковатого Кузьмы Ф е ­ доровича, занимающегося рационализатор­ ством. Личность, кстати, прелюбопытная. П равда, когда на старика нацелилась моло дая журналистка с намерением написать о нем в своей корреспонденции, со стороны Золотова последовало честное предупреж­ дение, что громкие слова тут не очень уме­ стны. Дело, дескать, просто: «...у нас на з а ­ воде много оборудования морально устарев­ шего, и Кузьм а Федорович придумывает к таким станкам всякие усоверш енствова­ ния. Но ведь что ни придумывай, такой с т а ­ нок все равно обречен...» Тем не менее, че­ ловек перед нами, действительно, увлечен­ ный, и притом — бескорыстно. Но каким же утомительно-долпим и без­ радостным каж ется рабочий день Жукову! Сначала Кузьм а Федорович не находил себе места, так как забыл дома очки, потом произошла ссора с одним из рабочих из-за того, что он, Ж уков, «напортачил»; явилась девчонка из газеты и стала зад авать им вопросы, затем «ш абаш ка», беспокойство о том, закрою т ли наряд, весь день не д аю ­ щее покоя смутное чувство бины перед ж е­ ной. Вечером, в трамвае, Ж укову вдруг з а ­ хотелось «набить морду» кому-нибудь, р а з­ гуляться, дабы почувствовать себя «челове­ ком». В свободное же время он мечтает: летом обязательно поехать в деревню, где рядом есть речка, где можно полежать в траве, побродить... Невозможно или очень трудно уяснить себе, кем же является этот человек — ж ерт­ вой определенного стечения профессио­ нальных и житейских обстоятельств, или ж е все-таки и он повинен в том, что живет столь тускло, почти механически? Позиция автора лишена четкости, главная мысль р ас­ плывается. И Ж укову, в конце концов, не столько сочувствуешь, сколько пытаеш ь­ ся представить его таким, каким он заявлен в повести. И не можешь: волею автора он стал пассивным отражением обыденщи­ ны, почти начисто стершей его индивидуаль­ ные черты. Иная нравственная атмосфера в повести В. Белова «Воспитание по доктору Споку» («С евер», 1974, № 7). Пытаясь разобраться в поступках и переживаниях ее героя, Кос­ ти Зорина, обращаешь, в первую очередь, внимание на умение автора зримо показать связь между самочувствием человека на производстве, степенью его профессиональ­ ной самоотдачи и его отношениями в семье, в быту. Увы, поступки Зорина, честно говоря,