Сибирские огни, 1976, №3
Мне нравится Кордова. Мне не нравится Толедо. Вот до чего я уже обнаглела, но поделать с собой ничего не могу. Кордова напоминает мне Бухару: ее древность — обжитая, она густо населена всякими не обязательными людьми. Она обозрима, и вместе с тем не то, чтобы вся — напоказ. В ее маленьких зеленых пати о— внутрен них двориках — хочется задерж аться на неопределенное количество времени, потом лечь на теплый камень и тихонько поме реть, сознавая, что в более приятном месте ты уж е не окажешься, хоть весь белый свет объезди. В старинном квартале мы прикинули, что городская планировка дол жна здесь расцениваться так: если между домами могут разъехаться две машины, то это —• проспект. Если может проехать одна машина, то это — ба-а-альш ая улица. Если могут разойтись два человека или один толстый — пройти прямо, а не бо ком,— то это просто улица. По переулку может пройти один человек и только бо ком. Но и по тем, и по другим, да чуть ли не по всем снуют автомобили и мотоциклы. Мотоциклист сигналит из-за поворота, ты взлетаешь на тротуар не шире полей муж ской шляпы и вжимаешься в стенку, он прогрохатывает мимо, успевая улыбнуться и выразить словами и взглядом свое от чаянье по поводу того обстоятельства, что не может он так же, как тебе только что хотелось сделать это в патио,— лечь и умереть у ног твоих, потому что он. тоже уверен: лучшей женщины ему не встре тить, хоть весь свет объезди. Еще Кордова — мулатка, метиска и не собирается скрывать этого. Центральный собор, например, здесь именуется «Мески та», то есть «мечеть». Надо признать: именно в Кордове суро вая однозначность понятий «завоеватели», «арабское нашествие», «освободительная война» начинает вроде бы размываться в твоем сознании. Появляются рискованные мысли насчет того, что если реконкиста длится ни много ни м а л о— восемь веков, то напоминает она не ожесточенную борь бу поверженной с насильником, а скорее нормальную семейную жизнь излишне тем пераментных супругов. Вообще, если присмотреться к архитек туре южных областей, то видно, что арабы выступали тут скорее созидателями. Р а з рушали истовые христиане. Разрушали, уродовали, затевали какие-то кровосмеси тельные постройки в постройках... Взять ту же «Мескиту». Величественное сооруже ние,' обнесенное огромной глухой стеной, напоминает скорее крепость, чем дом мо литвы. Ее соорудили арабы, использовав прн этом колонны храмов, построенных еще римлянами. Тоже, конечно, не велика заслуга, но ведь и сам Рим охотно пере малывал жерновами последующих эпох то, что составляло гордость предыдущих: мраморные блоки изымались из готовых стен, чтобы стать элементом новых по строек, колоннам подрубали колени и от секали головы... Кордовские арабы посту пили не в пример благороднее: сделав ос нованием величественных подковообразных арок колонны из различных храмов, колон ны различной высоты, они не взялись стричь их под одну гребенку, а варьиро вали пропорции самих арок. Их основания то привстают, то опускаются, касаясь куд рявых, грубо вытесанных капителей... Я уж не говорю о том, что с точки зре ния культовых потребностей все в мечети решено было гармонично и целесообразно. С любой точки обширного, леж ащ его под открытым небом пространства взгляд на ходил михрабную нишу, ухищрения аку стики вкладывали каждое слово священной книги прямо в уши молящимся, бассейны позволяли правоверным без толкотни со вершать необходимое омовение. Потом пришел католицизм и все опош лил. Вольное пространство подвели под крышу, затемнили его, оскопили. А гл ав ное, воздвигли в недрах мечети сам остоя тельный собор — унеси ты мое горе! — в стиле барокко... Накрутили какой-то гипсо вой флоры и фауны, подняли под потолок раскормленных ангелочков с томными гл а зами маленьких виночерпиев. В центре, разумеется, огороженное место, где прохо дит торжественная служба и заседания капитула: удобные кресла, темный резной дуб. Кресла — с хитрецой: когда встаешь, оно откидывается и обнаруживает с изнан ки тоже что-то вроде маленькой лавочки, подпирающей зад, так что стоящий одно временно слегка сидит... И резные подло котники — с хитрецой: резные человече ские фигурки, которые я взялась было рас сматривать с точки зрения чистого искус ства, сложились вдруг в такой замы сло ватый'к скромный сюжет, что я отпрянула с горячими ушами. Куда там пляспигаль- скому балету! Снаружи неярко, но добродушно свети ло солнце. В тяжелых, широко раздвину тых на обширном ложе, переметенном пес чаными косами, шевелился тихий, серень кий, неотчетливый Гвадалквивир. Н езаня тые водой части дна и берегов поросли ивняком. В ивняке бродили пегие коровы. Мимо стены ослик, ведомый за повод мальчиком лет четырнадцати, протащил тележку со странным сооружением, напо минавшим маленькое узорное пианино. Сооружение оказалось шарманкой. М аль чик притормозил осла и начал левой рукой крутить заводной механизм, как бы доста вая при помощи ворота ведро из глубоко го колодца. Правую руку с ладонью ло дочкой он откинул в сторону, но сам на нее не смотрел, смотрел вверх. Я положи ла в «лодочку» мелочь. Ш арманка играла. Появился взрослый мужчина откуда-то из переулка, протянул жестяную тарелку, на которой позвякивало несколько монет. Я кивнула на ребенка. Мужчина понял и отошел. По краям улицы в листве аккуратных деревьев сияли апельсины, но есть их, д а же если осмелиться сорвать, было нельзя: это даж е не совсем апельсины: идут они лишь на приготовление дж ем а, а так — горчат. В Кордове на одной из улочек прохо-
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2