Сибирские огни, 1976, №3
гибких лучей, игра которых каж ется бес конечной... Д ух города прячется в уб ранстве здешних жилищ, в пейзаже. Голос льется с маленького балкона или подни мается из темного окошка, голос безлич ный, четкий, он полон смутной благород ной меланхолии. Но откуда вышел этот голос? Чтобы услышать его, надо проник нуть в маленькие ниши, закоулки и угол ки города, надо жить внутри него одному, почувствовать его замкнутость, одино чество... ------ -------- Цитирую, уважаемый читатель, цити рую, не сам а я все это придумала, р азу меется. Вот с того места, где таким стран ным уступом, обрывом повис незаплани рованный грамматикой абзац ,—-это цита та. Но я не могу брать ее в кавычки, ибо в кавычки берется отчужденное от себя, не свое, а для меня отчужденной оказалась вся реальная Гранада, и я — в этом горо де, а моей, реальной, четко и в подробно стях виденной глазами души, была Грана да Федерико Гарсия Лорки. Я не сущ ествовала в сейчасошней Г р а наде. Я не видела ее. Это — не поэтический троп, это — туристический маршрут. По ночному городу — не разгуляешься, и чет веро из нас пошли смотреть выступления ансамбля «Ф ламенко». А утром нас увезли на свидание с Альгамброй, с ее дворцом, который снаружи каж ется в сто раз мень ше, чем изнутри, с ее двориками, бассей нами, фонтанчиками, с проемами узких окон, в которые надо смотреть, чуть отсту пя от них. Тогда дальняя гора, и рассы панные кубики городских построек, и ко локольни, и гимназические оранжевые ко стюмы подростков, резвящихся на спорт площадке,— все окаж ется заключенным в резную каменную раму и станет сам остоя тельным произведением старинного живо писного искусства, складнем или ретабло... А если глядеть прямо из окон — вниз, то гл аза ополоснет легкая, солнечная, не страшная" глубина. Не смотреть Альгамбру нельзя, а человек, причастный к литерату ре, найдет здесь и нечто приятное его Про фессиональному самолюбию, так как архи тектурное это,творение приобрело мировую известность именно благодаря литератору. Безвестной дремала Альгамбра в глубине Иберийского полуострова, пока в одном из ее покоев не поселился приезжий амери канец Вашингтон Ирвинг. Он-то и пустил по свету ее пряные, вычурные легенды, по ведал про ее отвесное солнце и сладкую го лубую тень. А поскольку в описаниях счаст ливо присутствовали американский зд р а вый смысл и добродушная ирония, читаю щий мир был избавлен от необходимости благоговеть и восхищаться, а смог заинте ресоваться этим чудом и полюбить его. И все-таки, все-таки что-то здесь ускольза ло, что-то манило и не насыщало, как яркий апельсин в темной листве, который не сорвать, не сж ать в ладонях: как вода, бьющая из отвесных львиных пастей, до которой не дотянуться попить... Хотелось сесть — было некуда, хотелось зад ерж ать ся, расслабиться, погрузиться в дрему — было некогда. Я нашарила в кармане пла ща мандарин, вытащила его и стала есть* отламы вая живые нежные дольки. «Теп л ее...»— как сказали бы в детской игре, но не то, не то... Вернувшись в Ленинград, я раскрыла од- ну книжку на д вадц ать восьмой страни це и прочитала: «В се туристы дезориентированы. Чтобы познакомиться с Альгамброй, например, будет гораздо полезнее, гораздо поучи тельнее раньше, чем обходить ее залы и дворики, съесть роскошный сафрский аль- фахор или пирожное монашенок алаху; их вкус и аромат дадут почувствовать а т мосферу дворца в его лучшие дни, старую мудрость и жизненную ось его обитате лей». Опять Лорка... Это верно. Это верно! Е сть такие строе ния, такие феномены архитектуры, которые живы теплом, запахами, звуками шагов, касаниями одежд. Когда повседневный, естественный человеческий быт уходит из них, очищая тем самым и просветляя их эстетические формы, они засты ваю т, зака- меневают, и по-настоящему открывает их Для тебя не глаз, не зрение, а прикосно вение — непосредственное или какое иное. Возле них надо пожить, надо познать их, надо сопрячь их с собой одним из жизнен ных, житейских проявлений — едой, сном, объятьем с тем, кого любишь... В от так, например, у меня — Кижи. Я в первый раз подплыла к ним на ’туристском теплоходе, рано, до свету, часов в пять ут ра. Проснулась от тишины, сонно глянула в окно и — увидала. Но не шелохнулась, не пожадничала — тотчас выскочить, рас-' смотреть,— а снова закрыла глаза и еще часа три плавала в сладкой дреме, погру жалась, поднималась, размыкала веки, убеждаясь: Кики — вот они, тут. И снова засыпала как бы на их плече, на теплом, сухом, серебристом от древности, деревян ном плече. А во второй раз я приехала из Петрозаводска рейсовой «ракетой». И опять, миновав сходни, свернула не напра во, а налево, к дебаркадеру, на котором располагался ресторан. И там , возле окна, пила чай, ела рыбу, жмурилась от солнца и воды и от уверенного предвкушения встре чи. Вот еще пятнадцать-двадцать минут, и я сяду на ступеньки маленькой церковки Л азар я Муромского и буду сидеть сколько влезет, а когда окажется, что вокруг — никого, прижмусь ладонями и лбом к ее гладкой — в одну широкую плаху, чистой, словно отмытая столешница, двери... Не по тому, что я уж такая дико сентименталь ная, а потому, что это очень приятно. И з Альгамбры — на автобусе, вниз, в го род, торопясь — чтобы успеть заглянуть в королевскую усыпальницу. Не пойду я в эту усыпальницу, господи... В этом горо де мне нужна была бы одна могила, на которую я пошла бы, послав к чертям все туристские утехи, но нет, этой могилы в Гранаде. И во о бщ е— нет ее. Н а всей зем ле нет. Я понимаю: глупо распинаться о вещ ах всем известных, но какое ж е все-таки это тупое гадство, какая чисто фашистская подлость, палаческий садизм — отпять у
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2