Сибирские огни, 1976, №3

меня смутило, чтобы не ск азать возмутило, то обстоятельство, что в Л увре многие з а ­ лы обозначены не именем художника или веком, а фамилией того, кто подарил, по­ ж ертвовал развешанные по стенам картины. Мне виделась в этом лишь кичливость д а ­ рителя. Но нет, тут, видимо, дело сложнее: ведь тот, кто затем подарил, сначала — со­ бирал, он не только вы ставляет напоказ свою щедрость, свое богатство, но и обна­ ж ает перед зрителем себя самого: вкус, симпатии. Музей Пикассо в Барселоне сочетает в себе солидный разм ах с атмосферой д о ­ машнего коллекционирования. Располож ен­ ный на нескольких этаж ах небольшого дворца, он создавался тщанием друга и преданного поклонника П абло Пикассо. В начале экспозиции прямо-таки ош араши­ ваю т живописные полотна предельной, старательной реалистичности и столь же простодушной назидательности. Портреты родственников, родителей. Сюжетные ком­ позиции: «Конфирмация сестры», «Н аука и Милосердие». Больная на смертном одре, с одного бока врач, держащий руку свою на ее пульсе: это Н аука и одновременно портрет отца; с д р у го го— монахиня с бо­ калом прохладительного напитка: Мило­ сердие и одновременно, каж ется, родная тетка художника. Не Пикассо, а Пукирев да и только... Но дальш е — все периоды, все метания, все постижения. И «диалог» с веласкезов- скими «Менинами», занявший три зал а, диалог, в котором «реплики» Пикассо вгрызаются в пространство картины, тер­ заю т композиционные куски, деформируют, изламывают, сплющивают, упрощают и разлагаю т фигуры... Пикассо овладевает картиной Веласкеза, точнее—он насилует ее, он делает со всем изображенным на ней то, что хочет, но... Е сть в «М енинах» нечто неподвластное насилию: маленькая М арга­ рита. Е е трогательная девчоночья фигурка все равно по-веласкезовски светится, ее глаза — д аж е обозначенные набегающими друг на друга мятыми треугольниками — все равно круглы, серьезны и простодушны, и, может быть, все — не так, может быть, я все это придумала по невеж еству свое­ му, .но мне нравится так думать. И еще я впервые почувствовала, что живопись Пи­ кассо меня пораж ает, интересует, потряса­ ет, но больше — «о т головы *, а «балдею » я — от его графики. Гид объяснил, что Пикассо делал для своего друга авторские копии почти со всех значительных картин. Они-де и со­ ставляю т основной фонд музея. Так-то оно так, но главное все ж е здесь — любовь, та восхищенная нежность, с которой собраны, сохранены, выставлены мелочи: наброски на полях и страницах каких-то книг, ри­ сунки на ресторанных счетах, на программ­ ках кабаре, фотографии... Поздним вечером идем гулять. Впервые в жизни виж у так откровенно вооруж ен­ ную полицию. Не автом ат часового, пере­ черкивающий поперек ритуально-непод­ вижную фигуру, не кобуру, уставно бью­ щую по бедру или жмущуюся к поясу,— есть ли в ней пистолет-то? — нет, тут в ру­ ках — винтовки, такие незачехленные, т а ­ кие — на взводе, такие, черт бы их побрал, «стрелябельные», что делается на минуту знобко и неуютно. Н а Рамбле — птичий рыно», цветочный базар, книжные лотки. Первый — щебечет и перескакивает, в т о р о й— пламенеет и бл а­ гоухает, книжные еле шелестят. Ли стаю ­ щих — мало, покупающих — еще меньше. Н а Рамбле было людно и не слишком уютно. Уличные кафе располагались как бы в стеклянных, длинных и плоских короб­ ках. Много фланирующих молодых... Ай, а ведь мини-юбок-то нету... Попробовали свернуть в узкий переулок — пахнуло в ноздри и глаза иной вечерней жизнью — более темной и, видно, небезопасной... М е­ ня покачивало ж аром , во рту пересохло, хотелось пить. Но денег нам еще не дали, не на что купить д аж е апельсиновой ши­ пучки — фанты. Наконец — круглая вы со­ кая чугунная колонка, с кранами по кругу. Где-то читала я про эту колонку... У К оль­ цова? Отвертываю кран и, как голодная собака — горячую суповую кость, начи­ наю осторожно хватать зубами, губами гладкую толстую струю воды. Ночью меня мучил бред. Мне вообще-то довольно часто снятся «архитектурные» сны: неведомые города, каналы среди ж и ­ вописных руин. Но в тихом номере отеля «Р ом а» витали настоящие кошмары. Я ви ­ дела во сне огромное сооружение: не то дворец, не то храм. Е го башни возноси­ лись к небесам, но серый камень, из кото­ рого это сооружение было возведено, по­ чему-то оплывал, свисал тяжелыми неров­ ными складками, как часы на полотках С альвадора Дали. Н а сквозных, как соты, башнях сверкали чудовищные, разлапи ­ стые, пряничной расцветки, кресты, выло­ женные изразцами. А наверху, между д в у ­ мя башнями, в центре портала торчала ги­ гантская зелененькая каменная елочка, и алая звезд а венчала ей макушку, и белая птичка сидела. Гигантская, разумеется, птцчка, раз уж ее видно было снизу... Теперь признаюсь: ж ар был, бред был, ночного видения — не было. Описанное со­ оружение привиделось не во сне, а совер­ шенно наяву, назы валось оно храмом С вя ­ того Семейства и являлось детищем зн ам е­ нитого барселонского архитектора Гауди , умершего в 1926 году. А церковь эту н а­ чали строить в 1880 году. И строят до сих пор. И, мне каж ется, будут строить д о второго пришествия. Э тот портал — с оплы­ вами, изразцами и птичкой — высотой 107 метров. Но, говорят, будет еще один — высотой 167 метров. Такой уж и приснить­ ся не сможет. И Валенсия... И — мимо Аликанте... Вернее — чуть- чуть не мимо, но остановились, и кто по­ беж ал на пляж , кто — куда, а один наш попутчик, журналист — к молу, к причалу, на тридцать восемь лет назад, когда он и еще один его товарищ пришли сюда со­ ветским судном, привезшим продовольст­ вие. Пришли простыми матросами, но журналистское нутро взы грало, и, сев в м а