Сибирские огни, 1976, №3
Иван удивленно хмыкнув, щипнул себя за бороду, пристально всмотрелся в лицо Федорова. Федоров и сам в душе подивился своим мыслям. Неожиданно как-то пришли они к нему. Хотел сказать совсем другое: о себе, о том, как долго искал ол любимое дело, как терзался неприкаянностью и бесцельностью своей жизни и как радовался, когда, накокэц-то, сыскал себе цель. Хотел сказать о Маруше, о его горькой судьбе и о деле, которое тот знал и ко торое, быть может, было нужней и полезней для Руси, чем собор на тор гу. Хотел сказать о своем желании продолжить это дело, о стыде за свое слабодушие и о справедливости брошенного ему укора, а сказал совсем другое. И, сказав, с тяжестью в душе потупился. — Другого бы я повелел на кол посадить за такую речь,— спокойно выговорил Иван и засмеялся.— Ты же меня лишь потешил, дьякон! Сие в тебе не от зла, и не от ума... Сие в тебе оттого, что ты — сам мужик, хоть и преуспел ты во многом,‘и даровит... Иной боярин тебе — что пень топору, а однако — мужик! Тебе бы землю орать да бабу мять, ан бог тебя призвал к иному... За ум выделил тебя! За ум и я к тебе добр... Но, как бы ты ни был умен, ты все одно глуп! Тебе не разгадать великой ис тины, что для человека отрадней — мытариться и гнуть спину иль ходить в кабак и облеживаться на печи? Сие есть божья истина! И всё так, как хочет он! И я не иду вперекор его воле... И ты не иди!.. Говорю тебе не как царь... Мягкость и искренность Ивана устыдили Федорова. От этого не злобного, вразумляющего выговора Ивана ему стало еще тягостней, чем от недавнего его укора. — Прости, государь! — вымолвил он с надрывом.— Не держал ху дого в мыслях. Тщился изречь, что, коли б мужику помене тягости, ра зум бы его на полезные дела направился... Выдумал бы он и машины ди ковинные... Не пристало бы тебе их за морем добывать! — Блажен ты, дьякон! Царствие тебе — небесное! Мне же царст ви е— земное! Силой добуду и море, и все, что за морем! Я Рюрикович, мне не пристало обжидаться и уповать на авось! Коли б ждал Димитрий благости от татар, а не поднял на них меч, у Руси и того бы не было, что есть. Сильные правду пишут! Иван сдернул с полки тяжелую книгу, отстегнул застежки... Федо ров подался вперед, торопливо проговорил: — Соблаговоли, государь!.. Иван резко обернулся в его сторону, грубо перебил: , — Ежели в монастырь намерился — не пущу! — ...печатное дело... возложи на меня. Довлеть1 перенял я от Мару- ши Нефедьева, да Петр Мстиславец понаторел изрядно. Вдвоем испра вимся отменно. — Доброе твое умышление, дьякон. Нежели страсть на пустое и вредное изжигать, послужи отчизне нашей полезным делом. Авось по томки помянут тебя добрым словом за твое старание. Справа от торговых рядов, саженях в двухстах от Воскресенского моста, на незастроенном еще пустыре, где летом бараши2 раскидывают для просушки царские шатры, уже поднялся высокий, дочерна просмо ленный сруб печатни. Наверху, меж заснеженных стропил, сновали кро вельщики, набивая на поперечные .плахи тонкую кровельную дранку,— печники выводили трубу... Внутри сруба приглушенно постукивали топоры, а рядом со срубом, на высоких козлах, пильщики снорови сто распускали на досйи и плахи промерзшие, звенящие под пилой бревна. 1 Д о в л е т ь — в отличие от современного значения обозначало — быть д оста точным. 2 Б а р а .ш и — шатерники, делавшие для царя походные шатры.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2