Сибирские огни, 1976, №2

— А если бы вы сами... позвонили этому Рудю? Словечко з а ­ молвили... — Позвонить я могу, Борис Антонович. Но в таком случае, пишите ср а зу , все пропало. Мы с Рудем на ножах. Боже праведный, как все усложнилось! «Маникюрчик», официаль­ ные бумаги с печатями и — Васильев! Д а еще таинственный Рудь, ко­ торый на ножах с Сухоруковым! Неужто и ему, Рудю, придется р а с с к а ­ зывать о Лизе, о том, как она ушла из родного дома и как стр ад ал по­ том ее отец, Дмитрий Иванович Голощапов, выходец из семьи графов Голощаповых? Терехов не выносил шума, разговоров о законченных, опублико­ ванных своих вещах и почти суеверно избегал делиться д аже с друзь­ ями своими замыслами , рассказывать о новых, еще зревших в голове произведениях. Советчик, самый доброжелательный, что-то тебе уже на­ вязывает, ибо у него свой жизненный опыт, и мнение его — продукт собственных, годами вырабатываемых убеждений. Сколько личностей — столько убеждений, а всякое убеждение, утверждая себя, вольно или невольно стремится руководить чужой мыслью, пытается подчи­ нить ее, а значит, ограничить. Д а , Терехов соглашался, борение взгля­ дов неизбежно в творчестве, и свобода «башни из слоновой кости» — лишь сладкая иллюзия, но все-таки верил — о, лишь сам для с е б я !— что новое произведение художника должно рождаться и расти, как д е ­ рево в лесу, тихо, потаенно, дабы творение твое было истинно твоим, чтобы не за звуч ало в нем ничего навязанного, принадлежащего м а ст е ­ ру другому, пусть д аж е облад ающему более мощной и точной, чем твоя, кистью. Сколько грозных событий, страстей, «шума городского» в сти ­ х а х Пушкина, но Терехову казалось, что рождались стихи гения, как в дикой природе рождается новая жизнь, всегда скрытно от чужих глаз, всегда где-то в невообразимой глубине огромного сердца поэта, в глубине, не доступной ничему мелочному, суетному... «С амо г о » , то есть Ра го зин а Сергея Александровича, в городе не ' было, он путешествовал за границей, и замещал его, как всегда, ответ­ ственный секретарь Василий Васильевич Васильев. Значит, «хождения» за лицензией и начинать с него, нравилось это Терехову или нет. С у х о ­ рукое зря не посоветует. Ну что ж, что суждено, того не миновать... Терехов мысленно увидел юношески стройного, улыбчивого, с а к ­ куратной, светлой бородкой человека в темных дымчатых очках, с б у ­ харской тюбетейкой на круглой голове. Слушая, человек поблескивает квадратами затемненных стекол, вместо глаз, услужливо-равнодушно д ак а е т : д а -д а . Угу. Дам -мм ... И никак нельзя понять, что означает это даканье и что Василий Васильевич дума ет о тебе. Не мог Терехов объяснить себе, отчего почти с первого взгляда возникла у него эта бо ­ язливая неприязнь к Василию Васильевичу, которого братья-литерато­ ры прозвали Агасфером или Вечным Замом . А теперь вот Никита И в а ­ нович Сухорукое назвал сфинксом. Сфинкс? Может быть... Очень не хотелось Терехову идти к Васильеву, и, как Магомет г о ­ ру, он попытался вызвать к себе его дух. С портфелем, где лежит адре ­ сованное Рудю Викентию Андреевичу отношение-ходатайство. З ави зи ­ рованное подписью, скрепленное печатью. Терехов дважды послал в эфир заклинание, требуя, чтобы Васильев немедленно предстал перед ним. Но ни с портфелем, ни без такового Аг асфер -Васильев не явился. Терехову ничего не о ставало сь , как надеть пальто и шляпу и отпр а ­ виться на ближайшую остановку трамвая , чтобы е ха ть к Васильеву. Самому . Как Магомету к горе. 6 . Сибирс№ие огни № 2.