Сибирские огни, 1976, №2

Вот именно! — подхватила она.— Фризы — потомственные скотоводы-молочники. В современной Голландии есть Восточно-Фризская провинция, откуда черно-пестрая по­ рода пошла по Европе, попала в Восточную Пруссию и стала называться остфризской. А наша сибирская черно-пестрая— это отродье, иначе сказать нельзя! Милейшая Серафима Федоровна подарила мне небольшую книжку в мягкой об­ ложке, на которой изображена восхитительная корова-пеструшка. Книжка так ш назы­ вается: «Чер-но-пестрый скот Сибири». Авторы — Трибулкин и Храмов. Через пять минут я уже входил в здание на противоположной стороне Красного проспекта, где размещался Сибирский научно-исследовательский институт животновод­ ства. Следуя совету Серафимы Федоровны, разыскал Александра Семеновича Храмова. Это был человек несколько суровой внешности, пожилой, с густыми бровями. На двери его кабинета висела табличка со скучной надписью «Отдел кормления крупного рога­ того скота». Храмов работал в СибНИИЖе, как он выразился, «всегда», то есть со дня основа­ ния института. Я пишу о нем в прошедшем времени потому, что сегодня Александра Семеновича уже нет в живых. С Трибулкины.м они работали бок о бок много лет. Из разговора с Храмовым я узнал, что сибирский черно-пестрый скот ныне распрост­ ранен на обширной территории от Омска до Южного Сахалина. В Кемеровской области «отродье» к тому времени составляло 80 процентов всего поголовья коров, в Новоси­ бирской — более 7 0 .'Благодаря этому средняя буренка стала весить в полтора раза больше, чем, скажем, двадцать лет назад, а удой за это время вырос вдвое. В рассказе Храмова то и дело мелькали такие неблагозвучные термины, как осеме­ натор, лактация, случка... И я пожаловался: — Очень трудно писать об этом для непосвященных! Он согласно кивнул. И вдруг опрашивает: — Вы не знали нашего сибирского поэта (имярек)? Нет? Жаль. А я с ним по со­ седству много лет жил, вместе на охоту хаживали. Но, вероятно, вы слышали, что зна­ чительную часть жизни он провел за границей? Да, во Франции. Поэзия его отличалась таким, знаете, старомодным изыском, иногда вызывавшим споры. Между прочим, инте­ ресовался скотом... Побывал как-то в нашем опытном хозяйстве и, представьте, вдох- новился на стихи о коровах. Нет у меня под рукой ого томика... Прочтите как-нибудь. Я вас уверяю, поэзия есть и в нашем деле! Да что там,— махнул он рукой — Петр Ти­ мофеевич, пожалуй, об этом лучше скажет... Читатель обратил, должно быть, внимание на то, что здесь я цитирую стихов мень­ ше, чем можно было бы в лирическом отступлении. И не назвал ни одного автора. Это естественно. Ведь я не желаю никому уступать пальму первенства, в составлении упо­ мянутого выше сборника «Русские поэты о корове»... Но вернусь в СибНИИЖ. Кандидат наук Трибулкин — невысокий ростом, подвижный, в очках с толстыми стеклами — прежде, чем начать интересующий меня разговор, достал из шкафа боль­ шую фотографию и положил ее перед моими глазами. Это был портрет коровы. У нее крупная голова, длинные, как у осла, .низко посаженные уши, короткие ноги, изрядное брюхо. Корова, вислозада, с очень невзрачным !вымвне.м - он.о чуть выглядывало из па­ ха. Рядом, видимо, для контраста стоял рослый скотник: голова буренки едва достава­ ла ему до пояса. Дав мне наглядеться, Петр Тимофеевич перешел к пояснениям. — Местная сибирская корова... Вес около трех центнеров, годовой удой — порядка тысячи литров. Мясо — так себе, много костей. Позитивные качества: вынослива, не­ прихотлива, дает хорошее молоко — .в среднем четыре с половиной процента жира. С таким скотом сибирское крестьянство вступало в советскую эпоху,- с некоторым пафо­ сом продолжал он.— Наверное, об этой породе сказал сатирик. Если ни молока, ни вымени, То черта ли в твоем коровьем имени... Прочитанная им (не .совеем точно) строфа странным образом вызвала в -моей па- мяти еще одно четверостишие поэта-современн.икв. Боясь, что оно опять ускользнет, я начал декламировать: •