Сибирские огни, 1976, №2
лого и документального», эпический размах достигается лишь тогда, когда «герои исто рические... и вымышленные... как бы допол няют друг друга и в совокупности образу ют живую и полнокровную картину...» («Герой и народ. Раздумья о судьбах эпо пеи». М., «Современник», 1973). Не сопоставление логики истории с логи кой поведения отдельной личности придает дилогии А. Югова эпическую емкость, как утверждается в -ранее цитированной статье, а .владение материалом и ком,позиционное искусство, позволяющие писателю соединить «вещий гул времени» с историей жизни од ного человека, — .вот что отличает лучшие страницы дилогии «Страшный суд». Не в этом ли'суть эпоса социалистического реа лизма? Во -всяком случае, мы -можем при достижении такого слияния говорить об ор ганическом синтезе художественного вы мысла и документального начала. В первой книге дилогии — романе «Шат ровы» — .находим немало документов, ха рактеризующих деятельность м-ракобеса и малограмотного политикана Григория Р ас путина. Но писателя -меньше .всего интере сует сама по себе история ближайшего друга царствующей фамилии, подробности ого сомнительных похождений и интриг. Романист верен изображаемому -времени. А раз так, то он просто не мог оставить в стороне историю Распутина, с которой тог да связывали не только жизнь царствующей фамилии и самого императора, но и буду щее России. Действие романа охватывает 1916— 1917 годы, а Распутин был убит 17 декабря 1916 года. Разве могли гости Арсения Тихоно вича Шатрова (с празднования дня рожде ния его жены Ольги Александровны начи нается ро-ма-н) обойти эту тему в своих спо рах и раздумьях о болезнях и дальнейших путях России? На празднике у Шатровых мы впервые встречаем многих героев дилогии. Здесь мы знакомимся с детьми хозяина и хозяйки до ма — Никитой и гимназистами Сергеем и Володей Шатровыми. Сюда . съезжаются знатные предприниматели — Сычовы и Башии-н, адвокат Кощанский, отец Васи лий и, наконец, друг семьи Шатровых — Матвей Матвеевич Кедров. Ни у кого из присутствующих на этом празднике нет сомнения, что Распутин, «сие феноменальное явление нашего русско го мира», как говорит адвокат Кощан ский,— факт, позорящий самодержца и его ближайшее окружение. Но насколько полярно оценивается это явление! Отец -Василий считает это наваждением— «попущение господне над Россиею, а он, Распутин, сей якобы простец обличием, по существу есть антихршт». Тут же Кощан ский уточняет это мнение шуткой: «Полно те, отец Василий! Гришка Распутин — ан тихрист? Много чести: разве что кучер ан тихриста!» Предприниматель Сычов, ярый монар хист, помешанный к тому же на ненависти к масонству, и здесь пытается свое слово вставить в защиту императора, объясняя всю неприглядную историю с Распутиным происками «масонских братьев». Никита Шатров видит в этом факте «грустную материю». Не спорит он и про тив поправки Кедрова — «вернее, гнус ная». «А я, господа,— продолжает Матвей Матвеевич,— быть может, проще всех смот рю на все, что там в Царском происходит: рыба с головы тухнет!» Простая и вместе с этим точная оценка большевика Кедрова противостоит и мисти ческому объяснению отца Василия, и веле речивым разглагольствованиям либерала Кощаиского. Кроме того, читателя убежда ют слова Кедрова еще и потому, что они — голос народа. Ведь разговоры о Распутине выходят далеко за пределы гостиной Шат ровых. На мельницах приехавшие с разных сторон Тобола крестьяне постоянно толку ют о том, что «тюменский мужичок» шибко наследил у царя в хоромах». Документальный материал обретает в ро мане характеризующие фу-нкции, помогая писателю многое сказать о своих вы-мыш- . ленных героях. Подлинные цитаты из пи сем и записок Распутина перемежаются с вымышленными сценами, сценой встречи Никиты Шатрова с Распутиным или сценой в синематографе. Происходит и много политических споров между героями романа. И каждая такая дискуссия помогает читателю лучше пред ставить себе героев, заметить сдвиги в их взглядах. В одну из таких встреч адвокат Кощанский обращает внимание своих собе седников на снимок в еженедельнике. Здесь запечатлен п-риезд нового главнокомандую щего — генерала Корнилова. Оказывается, фигура именно такого диктатора больше всего устраивает теперь «либерального» адвоката. На снимке хорошо видна публика у вокзала — «густая толпа котелков, шляп, цилиндров, огромнейших, -похожих на рас крашенные торты или даже на клумбы дам ских шляп; студенческих и офицерских фу ражек». После такого описания не нужно уточнять, чей кумир генерал Корнилов. Нередко А. Югов приводит документы и факты в авторских отступлениях, прямо и точно выражая свое к ним отношение. Та кие отступления чрезвычайно убедительно характеризуют те или иные события: «До какого, грубо говоря, «опупения» доходила эта анекдотическая вражда двух прави тельств — омского и самарского,— говорит яснее ясного .такой случай. Должно было состояться очередное заседание «самарско го совета министров». Вопрос, поставлен ный на обсуждение, затрагивал взаимоот ношения Омска и Самары. Поэтому омский представитель и попросил разрешения при сутствовать. Но министр иностранных дел «самарского правительства» возмущенно от казал ему особой нотой, ссылаясь на то, что «международное право» не предусмчт- •ривает случаев, когда бы «посол иностран ной державы» участвовал в заседании ка бинета министров данной державы!» Сотни и сотни документов можно отыс кать о деятельности са-марскоо и омского правительств. Но писателю необходимо подчеркнуть чудовищность и надуманность
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2