Сибирские огни, 1976, №2

Азии — это бешеная кавалерийская ата­ ка в лоб на шагающую, со штыками напе­ ревес, офицерскую стену, вскинутая шаш­ ка над головой изменника, нагайка для а.пархистов, для спекулянтов. Азин ходит в кавказской бурке по июль­ ской жаре, носится на диких лошадях, сам себе устраивает парадную встречу после взятия Сарапула. Азин учит пленных музыкантов играть «.Марсельезу», выдумывает липовую авто­ биографию, чтобы не покидать дивизии ра­ ди военной академии, ругается со своими комиссарами, не пьет вина перед боем. Азин плачет, как ребенок, когда, ране­ ного, его увидят с передовой, пишет изви­ нительное письмо, что при штурме Екате­ ринбурга пуля сорвала с его груди орден... Разве такого, как Азин, расскажешь?». Многое, очень многое сказано об Азине этими словами Л. Рейснер. Страницы об Азире из очерков Л. Рейснер представля­ ют собой прямо-таки конспект романа о нем, столь глубоко и экспрессивно расска­ зан здесь герой и его эпоха. Однако обиль­ ное и буквальное цитирование даже прек­ расных источников не может принести ж е­ лаемых результатов в' художественном про. изведении. Вот почему вполне справедли­ вым представляется критическое замечание Л. Жак: «Писатель слишком прямолинейно пользуется материалами произведений Л. Рейснер» («Лит. обозрение», 1973, № 2). Обратимся, однако, к некоторым другим фактам, нашедшим свое отражение в ро­ мане, и проследим, насколько точен в их использовании автор и какова их идейно- художественная- функция в произведении. Как известно, летом 1919 года Н. К. Крупская с группой товарищей совершила агитационную поездку на литературно­ инструкторском пароходе ВЦИК «Крас­ ная звезда». Побывала тогда Крупская и в 28-й, азинской дивизии. В своих воспо- ч минапиях Надежда Константиновна очень лаконично об этом эпизоде сообщает: «Приходил ко мне на пароход в Елабуге красный командир тов. Азин... Говорил со мной главным образом о своей заботе о красноармейцах. Красноармейцы его люби­ ли...» А потом добавляет сведения, став­ шие ей известными позже: «Недавно член ЦИК тов. Пастухов рассказывал, как, ког­ да еще Ижевск был занят белыми, ворвал­ ся туда под руководством Азина отряд красных на конях, гривы которых были за ­ плетены красными лентами...» («Воспоми­ нания о В. И. Ленине». Т. 1. Политиздат, 1968). Об этом же эпизоде рассказывает и Н. Кондратьев в своем документальном очерке «Начдив Владимир Азин» (М., Воен- издат, 1968). Здесь подчеркнуто, что Азин перед визитом «надел отутюженный све­ жий китель, новые галифе, до сверкания начистил сапоги». Кроме таких деталей, Н. Кондратьев сообщает и некоторые под­ робности беседы Н. К. Крупской и Азина: «Я слышала о вас и ваших красноармей­ цах самые прекрасные отзывы от местных жителей. Только однажды, не помню где, кажется, в Казани, одна женщина сказала мне, что у вас очень тяжелая, беспощадная рука». Выслушав смущенные объяснения Ази­ на, Крупская продолжала: «И все-таки со­ ветую вам — учитесь властвовать собой. Для военного начальника это крайне необ­ ходимое качество. Не допускайте, ни в ко­ ем случае не допускайте произвола и без­ закония. Людей надо воспитывать, учить грамоте. Сделайте все для того, чтобы ок­ ружающие вас росли умом и сердцем». В романе «Красные и белые» точно ука­ зано место и время встречи Крупской с Азиным, сохраняется и главный пафос их беседы. Но об эпизоде этом рассказывает в романе сам Азин, приводя некоторые но­ вые обстоятельства встречи. За подлин­ ность их ручаться трудно. Но быть так могло. Характерно и другое. Рассказывает Азин об этой встрече товарищам в момент спора о революционном долге. На сей раз он далек от резкой категоричности, свойст­ венной обычно ему. И в этом сдвиге — несомненно влияние Надежды Константи­ новны. Из сопоставления документальных источ­ ников и романа видно, что даже в таком строго документированном художествен­ ном произведении, каким является роман «Красные и белые», писатель отнюдь не слепо идет за отобранными документа­ ми и фактами. Они определенным образом трансформируются в сознании автора, об­ растают художественными подробно­ стями, обретая характеризующую роль и тем самым значительно большую силу обобщения. Творческая фантазия писателя отнюдь не отключается, когда на страницах романр начинают действовать хорошо знакомые каждому читателю исторические лица. Много документального материала приво­ дит Алдан-Семенов о командарме Тухачев­ ском. Есть в романе и такой эпизод. В Ом­ ске к командарму привели мрачную лич­ ность в драповом пальто, резиновых гало­ шах на босу ногу. Личность эта попалась на том, что отворачивала ручки у автомо­ биля командарма. Но выясняется и дру­ гое — человек этот искусный музыкант, что он тут же демонстрирует, когда Тухачев ский дает ему скрипку. Музыка взволнова­ ла командарма: «Я дарю ее (скрипку) вам! — сказал Тухачевский, следуя неожи­ данному порыву,— Пусть это будет пода­ рок человека, который мечтает стать масте­ ром скрипок, но пока всего лишь любитель музыки из военных.— И он приказал адъю­ танту: «Выдайте этому товарищу валенки. Отвезите его домой». Эпизод этот не находит документального подтверждения, но психологическая обос­ нованность поступков молодого командар­ ма — вне сомнений. Нечего возразить Ал- дан-Семенову, когда он в цитированной уже статье пишет: «Писатель, изучивший психо­ логию своего героя, обстановку, в которой о,н действовал, вправе сказать себе: «Воз­ можно, герой так не поступал, у меня нет документальных доказательств на этот счет, но он должен так поступить, если учесть его характер».