Сибирские огни, 1976, №2

дал приказ уничтожить телеграфные ли­ нии и станции. В Нижнеудинске это было выполнено буквально. Все аппараты раз­ биты. Все приборы испорчены... (Оперативная сводка штаба Восточно-Си­ бирской советской армии к двум часам дня 29 января 1920 г.)». Но подобного рода документы никакого отношения к сюжету повести не имеют. Прав критик В. Баранов, когда настаивает: «Очень важно не ограничиваться воспроиз­ ведением подлинного исторического фак­ та, а сделать его сюжетно возможно более активным» (В. Баранов. «Правда образа —< правда истории». Горький, 1971). Атмосфера времени в повести А. Шасти­ на оЯгивает не в подобных документах и не благодаря им, а в судьбах вымышленных героев. Образы чоновцев Савича, Андреюш- кима и Усова, колчаковского офицера-ка- рателя Звягина, предводителя банды По- холкова и его жены Варвары, наконец, офи­ цера Ковалева, крестьянина Мирона, ин­ теллигентки Кати помогают читателю пред­ ставить эпоху значительно ярче, ибо каж ­ дый из этих и других персонажей повести раскрывается писателем в точном социаль­ ном и психологическом планах. Светлый и чистый мир личных пережива­ ний молодого красногвардейца Андреюшки- на, его поэтическая и гуманистическая устремленность взращены отнюдь не только детскими воспоминаниями и собственной натурой. Это характер, рожденный самой революцией, определенный прежде всего гуманистическими целями молодой 'Совет­ ской власти. Писатель раскрывает этим са­ мым зависимость микромира личности от макромира революции. Наибольшая удача писателя в повести «Шаг до истины» — образ Ковалева, пер­ сонажа вымышленного и опять-таки почти не связанного с тем документальным ма­ териалом, который имеется в повести А. Шастина. На первых страницах книги Ковалеву, офицеру, представляется, что России при­ шел конец вместе с воинством Колчака. Сама жизнь теряет- для него теперь смысл, и никто не может избавить его от мысли, сигналом звучащей в его мозгу, — кончи­ лась Россия, треснула Россия. И, хотя фи­ зически ему удается спастись, ни о чем ином, кроме как о смерти, он думать не может. Любовь Кати воскрешает Ковалева. В ней и только в ней все, что теперь связы­ вает его с жизнью. Психологически оп­ равдано стремление Ковалева на. первых порах своего воскрешения отгородиться от всего иного, уйти от мира, от его нелегких проблем. Автор дает верный психологиче­ ский рисунок переживаний своего героя, его нелегкий путь к гражданской активно­ сти. Этим самым писатель раскрывает наи­ более существенные стороны эпохи рево­ люции и гражданской войны. Точными и тонкими штрихами автор н а­ мечает постепенное движение Ковалева к сознательному участию в борьбе против бе­ логвардейских мятежников. «А когда оста­ ется ему всего шаг до истины,— верно за мечает Марк Сергеев,— о,н гибнет,— еще t став другим, но уже не будучи прежние («Литературная Сибирь. Писатели Восточ ной Сибири». Иркутск, 1971). Этот шаг | истине сделает во второй части повести ег жена Катя. Она пойдет на выполнена опасного задания ради погибшего мул» ради сына, жизнь которого впереди. Одщ. ко автор не опешит и теперь воздать дол* ное добру и злу: удается пока карателю Звягину и Варваре избежать возмездия; не. легким, судя по финалу повести, обещает быть и дальнейший путь Кати. Читатель, внимательно и заинтересовал, но следящий за судьбами героев повести, за развитием остро драматического сюже­ та, выносит из книги твердое представле­ ние о неумолимой логике жизни и борь­ бы: действия каждого героя не только пси- дологически, но и социально, историческв обусловлены. Повесть А. Шастина убежда­ ет, что лучшие люди, если они находились даже по другую сторону баррикады, в ко­ нечном счете делали шаг к. истине. Движе­ ние это определялось самой действите.нД ностыо, самим ходом истории. В этом и со{ стоит гуманистический смысл новой дейст­ вительности, в этом пафос талантливой по­ вести А. Шастина. И здесь никаких сомне­ ний нет. Сомнения возникают по иному поводу. В какой мере используемые в повести исто­ рические документы способствуют раскры. тию революционной действительности, ост­ рых драматических столкновений харак. теров? В повести «Шаг до истины» мы име­ ем дело с неким орнаментальным докумен- тализмом. В произведении видятся две самостоятельные, -не затрагивающие друг друга линии — документальная и вымыш­ ленная. Документализм в современной прозе бы­ вает не только орнаментальным, как в по­ вести А. Шастина, иногда он оказывается^ иллюзорным. В таком случае автор исполь­ зует лишь приемы документального по-4 вествования в произведении, основанном на художественном вымысле. Прием этот настолько часто употребляется в современ­ ной прозе, что В. Кардин увидел в этом причину спада читательского интереса к документальной литературе. Если действительно такой спад наблю­ дается, то причина этого совсем не та, на которую указывает критик: «появилась документальная литература, -не основан­ ная на документах» («Вопросы литерату­ ры», 1974, № 4, стр. 73). Все здесь надо повернуть с головы на но­ ги: «документальная литература, не осно­ ванная на документах», могла появиться лишь по причине широкой популярности литературы документальной. Писатель В. Богомолов еще в канун двадцатипятиле- тия Победы над фашистской Германией уточнял, что его рассказ «Иван» — «недо- кументале.н: указание точного места и вре­ мени действия, введение в текст «подлин­ ных» документов — всего лишь прием для создания иллюзии достоверности» («Лите­ ратура великого подвига». М., 1970).