Сибирские огни, 1976, №2

И больше других свирепствовал Жоржик, который явно становился коноводом на току. Что он только не вытворял, какие каннибальские трюки не отмачивал и всякий раз. ставил на грудь поверженного врага короткую ножку и картинно замирал! Я беспощаден? — спрашивал он, оглядывая публику.— Д а , но великий воин не знает пощады! Е г о пр азд ­ ник — танец над трупом врага! В знак триумфа Жоржик совершал круг почета — шлепал строе­ вым, выпячивал грудь, делая пируэты, но боже! — как это выходило грубо, неизящно, бесталанно! Ни капли фантазии, лишь наглая низко­ пробная халтура... А на другом кончике сугроба, застолбив себе территорию, «танце ­ вал» Л яп а , делая все то же, что делал Жоржик. Жоржик клевал Петю, и Ляна тоже клевал воображаемого противника и победоносно ставил на грудь ногу. Ляп а подражал Жоржику! Ведь Жоржик стал единолич­ ным законодателем , создателем традиций... Близился полдень, ток затих, никто на Жоржика и Ляпу не смот­ рел, но они безостановочно топтались, зеркально повторяя друг друга, как заводные куклы. Тек серенький, какой-то вымороченный денек без тепла и солнца. В с е живое затаило сь, попряталось, спасая сь в глухих, потаенных местах . Вдруг где-то очень далеко под затянутым рыхлыми облаками небом глухо, одиноко крикнул журавль: — Кро-о-у! Кро-о-о-у! Крикнул и смолк. Никто ему не ответил. И наступила т ак ая тиши­ на, что печаль, прозвучавшая в протяжном крике, надолго повисла над степью. Но звучала в крике большой птицы светлая надежда... 18 ...Во второй день П асхи в деревянной, рубленной из привозной пих­ ты, но с позлащенными куполами церкви Графского служили Светлую Седьмицу. К заутрене зазвонили рано; мужики, бабы , сонные ребятиш­ ки, едва выгнав скотину, потянулись в церковь. Перезвон подголосков лился над селом, уносясь в залитую голубым половодьем степь. Граф Дмитрий Иванович вышел на крыльцо, перекрестился на горящие под утренним солнцем купола церкви и велел подавать пролетку, чтобы е хать в родильное помещение завода. Жеребились племенные кобылы, не сегодня-завтра должна принести потомство английская чистокровная Альма. Н адо было самому доглядеть, все ли как надо приготовили ветеринары... Первая глава написалась легко, в один присест. Вернувшись из Графского, Терехов сразу же сел за работу и больше уже не оставлял ее ни на один день. Просыпался он как можно раньше, чтобы прихватить часок-другой благодатной утренней тишины, пока ее не разогнали м а ­ шинные громы и колесно-асфальтный лязг. Когда же наступал скорый городской день, Терехов был далеко: в его «башне из слоновой кости» гремели очистительные громы первой русской революции... Ничто так трудно не писалось, как эта новая книга. Впрочем, легко пишется лишь самое первое произведение, когда ты ничего не умеешь, ничего не знаешь, и тобой руководит лишь чутье, незаезженный ин­ стинкт. Терехов тщательно готовился к своей новой работе, но с первых же страниц оказало сь, что многого он все равно не знает. Как говорили русские люди начала века, как они одевались, какие книги читали, как молились, со страхом или с надеждой смотрели в день завтрашний...