Сибирские огни, 1976, №2
утку; птица пронзительно вскрикнула и неуклюже запрыгала. Раненая , подумал Терехов, но у камышей утка легко поднялась на крыло и, кру то забирая вверх, с т ал а делать широкий круг. «Ах ты умница! Притво рилась раненой, уводила от гнезда незваного гостя... — Терехов з а лю бовался легким и мощным полетом птицы, каким л е тает лишь молодая шилохвость.— Живи с богом!». Степь жила, дышала, в ней кипели страсти . Н а г л а з а х Тере хов а разыгралось воздушное сражение: белогрудый забияка-чибис с пронзи тельным криком догнал в три м а х а ворону и бесстрашно спикировал на черную воровку. Ворона шар а хнул а с ь в куст, хрипло з ак ар к ал а , а чи бис взмыл в небо, легкий, стремительный, грозный! И такого воина, что и на луня кинется, защищая гнездо, и ястреба-тетеревятника не з аб ои т с я — о, человеческая несправедливость! — прозвали пигалицей! Может быть, прародителя этой хитрой утки, этого отважного чиби са, видела в то утро Лиза. И лебедей. И, может быть, он идет сейчас на ток, куда в то утро е х ал а Ли з а . Терехов знал, если тетеревов не б е с покоят, они д аж е десятилетиями у стр аивают свои тока на одном и том же месте. В душе Терехова росло ощущение давно не испытанного счастья. Отчего оно пришло, это ощущение, э т а все не проходившая радость? Не оттого ли, что он шел по следам Лизы и верил, что может увидеть ее? Терехов помнил себя в те годы, когда верилось — кто не помнит эти счастливые годы?! — что есть волшебная живая вода, которой надо лишь окропить мертвого, и он оживет. А может быть, мысль тоже спо собна оживить любимого человека? Д уш у его?.. Терехов подумал: сегодня он счастлив, потому что свободен. Свобо ден, как птицы и звери, жители этих мест. Старик говорил: будь св о б о ден, ничего не бойся. Страшно лишь р абство , и пусть мысль твоя будет свободна, а сердце не знает с т р а х а . Старик прав: единое мгновение истинной свободы — великий праздник души!.. — Гур-р-р-ррра! Гур-р -ррр ! Чуф-фф-ф! Уфф-ф! Рядом ! Терехов упал на землю, за т аил ся . Он увидел взлетевшую свечой большую черную птицу, услышал хлопанье крыльев. Ток был на той стороне речки, под старой раскидистой березой. Она походила на растопыренную человеческую ладонь: из одного корня ро с ло пять сестер-березок, а под деревом белел сугроб -нано с, уже осевший, уплотненный. С одной стороны поляны дыбился сухой кочкарник, с др у гой — густой осинник, в середине которого чернел таловый куст. Очень он хорошо стоял, этот куст,— на краю поляны — идеальное место для шалаша. 14 % Солнце выкатилось в полнеба, степь после утренних безумств при тихла, отдыхая. Мало -помалу смолк и тетеревиный ток — до з а в тр аш него утра. Сбросив рюкзак, Терехов лежал на подсохшем одонье, пахнущем мышами, полынью, клевером и плесенью, и смотрел в небо. Оно было чистое, голубое, безбрежное. И семьдесят лет н а з ад оно было такое же. И тысячу лет. И так же над этим уголком степи летали чибисы и стрекозы, вороны и журавли . Тысячи лет, тысячи тысяч утр, наполненных ликованием жизни! Почему сегодня волновали Терехова самые простые мысли, самые простые слова?! Тыс'ячи утр! В с е на земле имеет свою историю: и чиби сы, и варакушки, и маленькие водяные :жуки-плавты. И есть история
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2