Сибирские огни, 1976, №2

Терехов торопливо обулся, выбрался из палатки. На востоке слабо алело одинокое облако, красным фонариком горела какая-то планетка, и ее отражение зыбилось в далеком разливе. З а ним, за этим смутно мерцавшим в сумерпаг разливом, и токовали тетерева. Напугав Терехова, громко з а хо хо т ал а белая куропатка и, по-соба­ чьи дважды гавкнув, смолкла. Что-то чернело в соседней роще высокое, тощее, неподвижное, чудилось, сквозь тальник, пригибаясь и осторожно! хлюпая, крадутся двое. Мерещились опасности, хотелось затаиться, з а ­ мереть, раствориться в зыбких стеклянных сумерках. Почему политкаторжанин решился бежать об эту пору? Он не мог не знать, как страшна для одинокого путника весенняя, залитая половодь­ ем степь. А если у тебя ни спичек для костра, ни обуви, то стоит лишь уснуть на сырой земле, и ты закоченел, простудился и пал. скошенный горячкой, воспалением легких. И все-таки он побежал, прошел весенней степью семьдесят кило­ метров босой, в арестантских лохмотьях, остерегаясь всего на свете, а пуще всего — встречи с людьми. Чем он питался? Где спал ночами? Ведь всюду его искали... Какую же выносливость, отвагу, волю надо было иметь, чтобы пре­ одолеть версты гиблых болотных крепей, чтобы обойти, обогнуть нескон­ чаемые разливы, перебрести большие и малые ручьи и речки, которых тут тысячи! Добирая сь сюда вчера, Терехов дважды провалился, набрал в сапо ­ ги и вымотался так, что едва нашел силы разжечь костер. А у беглого не было ни палатки, ни костра! Терехов вспомнил: на какое-то мгновенье стало ему вчера страшно. Оказавшись в незнакомых тальниках, он вдруг понял, что ходит по кру­ гу, не знает, куда идти дальше. Дыбился рыжий кочкарник, торчали всюду из воды его лохматые головы. Тальник, кочкарник — и ни жи­ вой души! «Какое же, — подумал Терехов,— надо питать презрение к смерти, чтобы решиться на страшный этот побег! Надо свободу любить больше самой жизни, чтобы не пасть духом , день за днем терпя голод, ледяную стужу, не поддаться стра ху перед холодной беспощадностью враждеб ­ ного тебе мира!..» -Где-то за спиной Терехова зародился шорох-свист, он нарастал, приближался оглушительным обвалом, вот прошел над самой головой, обдав Терехова упругим ветром. Но ничего еще нельзя было понять, р а з ­ глядеть, только свист множества крыльев. Низко, почти к асаясь верху­ шек деревьев, пронесся большой табун уток и ушел, держась прямо на зарю, сливаясь в плотное, все уменьшающееся пятно. Может быть, Кузьмин-Андреев сидел в тот день где-то возле этого разлива, привалившись спиной к дереву, в такой же вот предрассвет­ ный час, дрожа от холода, прощался с жизнью. Что вспоминалось ему, что возникало в горячечных гре зах ? Мать? Де т ство ? Товарищи по пар­ тии? Может быть, собирая его в побег, они дали ему важное поручение, и ответственность за общее дело всякий раз поднимала его с земли? Он падал и опять вставал и шагал с помутившимся от жара и слабости разумом, падал и снова поднимался... И роком, что ли, было предназначено, что каждый шаг приближал его к тому месту, к тому часу апрельского раннего утра, когда, осадив храпящую от с тр а х а Бусси, услышавшую зап а х близкой смерти, под какой-то, может быть, вот из этих берез увидела его Лиза... Как это было? Уже не имея сил идти, он не шел, а полз и вдруг в бредовом забытьи услышал мокрое хлюпанье копыт, потом возникла перед ним всадница с ружьем. Он не поверил сам себе и подумал, все это ему грезится: девичье лицо, чудный голос... В зеркале разлива он 9. Сибирские огни № 2.