Сибирские огни, 1976, №2

лать нечего — решил форсировать клокочущий провал. Он вполне удач ­ но перенес чемодан, а вернувшись, стал переправлять на тот берег д е ­ вочек. Брал их ср азу по двое вместе с ранцами и портфелями, они до ­ верчиво обнимали его за шею и дышали в уши. Смотреть на воду д е ­ вочки боялись, и, чтобы отвлечь их, Терехов спрашивал, как зовут п а с ­ сажирок по Имени-отчеству. Сначала он перенес Наташу и Тоню, потом Машу и Глашу, Глафиру Митрофановну. Потом сразу двух Олей, Олю большую и Олю маленькую. Уже на той стороне Оля маленькая отстегнула ранец, покопалась в нем и, вытащив яблоко, протянула Терехову. Это был, пожалуй, самый драгоценный, честно заработанный гоно­ рар в его жизни. С благодарностью он принял яблоко. Нельзя было от­ казаться от подарка еще и потому, что он был сделан все-таки дамой. ...Потом Терехов долго шагал по пустой дороге, пересвистываясь с кобчиками, любуясь коршуном, плывущим под самыми облаками. От нечего делать он разговаривал со своей тенью, которая, как молодая собака, бежала то справа, то слева, то спереди. Иногда тень исчезала совсем , наверное, гонялась в березняке за зайцами, но всякий раз воз­ вращалась, как только выглядывало солнце. Утомившись шагать, Терехов валился прямо на дорогу и слушал, как дышит земля. Земля дышала по-весеннему радостно, как здоровая, молодая женщина. В ней бродило и рвалось наружу щедрое плодородие радостно зачинающей и счастливо рождающей, никогда не стареющей матери-кормилицы. Было за полдень, когда Терехов поравнялся с телегой, груженной банками с кинолентами. Мослатый крапчатый мерин с отвисшей губой был распряжен и стоял лишь с седелкой на спине. Как в плавках. Д е ­ вушка в телогрейке, в кожаной фуражке копалась с хомутом и вытира­ ла заплаканные глаза. Терехов обошел со всех сторон транспортное средство, сильно затрудняясь определить, что было древнее: хомут ли со щербатым оголовком, вихлястая ли телега с растрескавшимися ступи­ цами колес или неопределенной масти конь с вытертой до блеска кожей и кривыми негнущимися ногами. — Авария? — спросил Терехов. — Ага, — всхлипнула девушка. — Гуж... Терехов вытащил из хомута обрывки задубевшей сыромятины, раз- 1 мочив, разбил ее на ободе колеса, достал нож и срастил концы. Вставив гуж на место, подошел к коню, чтобы запрячь его и привести в движение транспортное средство в одну старую лошадиную силу. Однако мону­ ментально дремавшего мерина суета людская совершенно не волновала. Преодолевать пространства он не жажд ал и разрешил запрячь себя лишь после того, как додумал свою величавую думу. Потребовалось сильно подергать вожжами, понокать, покричать, после чего конь глубоко в здох­ нул и, наконец, влег в гужи. Громадные, величиной с кепку, плоские ко­ пыта он поднимал с царственной важностью, а перед каждой лужей останавливался и, бдительно понюхав воду, шагал дальше. Девчонка, пока Терехов занимался хомутом, упела попудрить коно­ патый носишко, что-то сделала со своей копешкой, и модная эстонская фуражка уже сидела на ней мило, кокетливо, вполне по-городскому. Вожжи она привязала к передку, хворостину положила, полностью д о ­ верившись навигационным познаниям мерина. Болтая ногами в резино­ вых сапожках, девушка пояснила, что шоферы отказались е хать за фильмами, дороги перемыты, пришлось самой запрягать Карьку — что за праздники без кино? Спасибо Карьке, выручает. В такое бездорожье только на нем и пробьешься хоть з а книгами, хоть за новыми фильмами. Терехов с почтением посмотрел на мерно движущийся широченный крестец коня. Что за Илья Муромец, что за богатырь этот Карька, коли